Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ныне открою, как стал Феретрием зваться Юпитер,
Вспомню тройной доспех, снятый с трех славных вождей.
Путь мне крутой предстоит, но слава меня вдохновляет:
Много ли чести стяжать лавр на отлогих холмах?
Сам ты нам подал пример такой победы, о Ромул,
С поля вернувшийся к нам в полном доспехе врага
В день, когда бравшего град Акронта Ценинского сверг ты,
Острым копьем поразив всадника вместе с конем.
Был геркулесов Акронт, властитель Ценинской твердыни,
Страшной грозою, о Рим, древних твоих рубежей.
Он, возомнивши сорвать оружие с плеч у Квирина,
Собственный отдал доспех, кровью его обагрив.
Видит врага в тот миг, как пред башней копье он подъемлет,
Ромул заклятьем своим предупреждает его:
«Жертвой да ляжет Акронт пред тобою, Юпитер, сегодня!»
Молит он жарко — и враг жертвой Юпитеру лег.
Града и брани отец, он крепко с победою свыкся,
Жар он и холод сносил, не укрываясь в шатер.
Он и скакал на коне, и плугом владел он искусно,
Волчий взъерошенный шлем на голове он носил.
Щит не расписанным был, не украшен был золотом с медью,
Перевязь он заменил жесткою кожей быка…[264]
Ромул не ограничился триумфальным шествием и посвящением трофея, но еще и основал храм Юпитера Феретрия на вершине Капитолийского холма, близ священного дуба. Этот самый первый храм в Риме, по словам Дионисия Галикарнасского, был «невелик (ведь еще сохранились древние следы от него с самой длинной стороной менее пятнадцати шагов), и в нем Ромул освятил доспехи ценинского царя, которого убил собственными руками»[265]. Кроме того, по данным некоторых источников, Ромул учредил игры в честь Юпитера Феретрия, прозванные по месту их проведения Капитолийскими, или Тарпейскими[266].
В дальнейшем храм Юпитера Феретрия служил хранилищем для «тучных доспехов» (spolia opima). Плутарх отмечает, что «почетное право посвятить богу „опимиа“ предоставляется в награду за доблесть полководцу, собственной рукой убившему вражеского полководца, и это выпало на долю лишь троим римским военачальникам: первому — Ромулу, умертвившему ценинца Акрона, второму — Корнелию Коссу, убившему этруска Толумния (в 437 до н. э. — М. Б.), и наконец — Клавдию Марцеллу, победителю галльского царя Бритомарта (в 222 до н. э. — М. Б.)»[267].
Немного времени спустя после падения Ценины в римские владения вторглись жители города Антемны, расположенного к северу от Рима, у впадения реки Аниен в Тибр. Антемняне были менее сильны, и когда разбрелись по сельской округе в поисках фуража, Ромул неожиданно напал на них и полностью разгромил. Антемны были взяты римлянами практически без боя[268].
Покорив ценинцев и антемнян, Ромул превратил их города в римские колонии и отправил туда поселенцев. Как пишет Дионисий Галикарнасский, царь «отправил по триста человек в каждую колонию, и города уступили им треть своих земель для раздела ее на участки по жребию. Ценинцы же и антемнаты, кто желал перевести свое жилище в Рим, переселились вместе с женами и детьми, и им позволили оставить свои наделы и взять с собой имущество, сколько его нажили. И царь тотчас же записал их в количестве не менее трех тысяч человек в трибы и курии, так что у римлян тогда впервые оказалось по спискам военнообязанных всего шесть тысяч пеших воинов»[269].
Затем настал черед жителей Крустумерии, начавших военные действия против римлян. Этот город лежал к северу от Рима, близ левого берега Тибра. Крустуминцы подготовились лучше, чем их предшественники, и Ромулу пришлось воевать с ними немного дольше. Тем не менее царь разбил крустуминцев дважды — в открытом поле и у городских стен. В итоге Крустумерия тоже, как ранее Ценина и Антемны, была превращена в римскую колонию, а часть ее жителей переселилась в Рим. В это же время добровольно открыли ворота перед римскими колонистами Медуллия и некоторые другие городки[270].
Пока Ромул воевал с соседними городами, обустраивал Рим, возводил крепость на Капитолийском холме, прошел не один год. Уже появилось многочисленное потомство у похищенных римлянами девушек. И вот, когда, казалось бы, время окончательно было упущено, сабины задумали объявить войну Риму. Почему они так долго тянули? На этот вопрос сложно дать однозначный ответ. По свидетельству Дионисия Галикарнасского, сабины «очень огорчались и обвиняли друг друга в том, что не воспрепятствовали мощи римлян с самого начала, а теперь им придется вступить в схватку со значительно возросшей силой, исправить прежнее недомыслие посылкой крупных воинских сил. Вскоре сабиняне собрали всеобщую сходку в самом большом и имевшем наибольший авторитет у этого народа городе под названием Куры и вынесли постановление в пользу войны, назначив предводителем войска царя куритов Тита, которого прозывали Тацием»[271].
Ромул, как только узнал о решении сабинов, тут же принялся готовить Рим к обороне. Он приказал обновить стены и укрепления Палатина, окружить Авентин и Капитолий рвами и частоколами. Дед Ромула, Нумитор, прислал внуку большое войско из Альба-Лонги, а также оружейных дел мастеров. Кроме того, на помощь Ромулу прибыл его друг — этрусский военачальник Лукумон, который привел с собой значительный военный отряд[272]. Правда, у некоторых античных авторов этот военачальник ошибочно зовется Целием Вибенной, по имени которого якобы был назван римский холм Целий[273]. Тем не менее учеными установлено, что указанный Вибенна на самом деле жил намного позже и оказывал помощь вовсе не Ромулу, а царю Сервию Туллию.
В то же время, как пишет Дионисий Галикарнасский, сабины для очистки совести «решили сначала отправить посольство к римлянам с требованием вернуть женщин и дать городам удовлетворение за их похищение, чтобы наглядно показать, что они решились на войну вынужденно, поскольку не добились справедливости; и для этого они отправили вестников. Ромул, однако, считал, поскольку женщины ведут жизнь с мужьями не против воли, следует оставить их с супругами, а если сабинянам чего другого требуется, надо принять это от римлян, как от друзей, а не начинать войну»[274]. Сабины, естественно, проигнорировали все его доводы. Намереваясь с началом весны вывести свои военные силы, они собрали значительную армию, состоявшую из двадцати пяти тысяч пехотинцев и около тысячи всадников. Римляне же, со своей стороны, выставили 20 тысяч пехоты и 800 всадников. При этом