По всей видимости, свою роль в этом сыграли две фундаментальные причины. В Германии проведенные в 2003–2005 гг. реформы рынка, предложенные П. Харцем, по всей видимости, обеспечили положительные сдвиги, что позволило снизить безработицу в стране и сохранять ее на низком уровне. Франция в отличие от Германии не предпринимала вообще никаких реформ. Вторая причина, возможно связанная с первой, в том, что германские компании необычайно преуспевали в деле неуклонного сокращения затрат, чем обеспечивали себе выигрыш в конкурентоспособности.

А Франция тем временем начала отставать от Германии, своего некогда тесного партнера (с которым в былые времена шла почти ноздря в ноздрю), и чем дальше, тем больше приобретала сходство с периферийной страной, нежели с германским ядром валютного союза. Более того, если не будут проведены глубокие фундаментальные реформы, каких-либо перемен к лучшему ожидать бесполезно. А ввиду того что реформы нанесут удар в самое сердце французской модели и в самой Франции будут восприняты многими как отказ от «французского пути», они представляются политически неосуществимыми. Коротко говоря, мало того что «франко-германский мотор» заглох, да еще и сам автомобиль свернул с дороги.

Что касается периферийных стран, то в их нынешнем развитии больше разнообразия. Одна страна и вовсе стоит особняком от остальных: Ирландия. Производство в Ирландии активно идет на поправку. Основные проблемы страны, особенно с государственными финансами и банковским сектором, все еще сохраняются. Однако Ирландия, как страна с небольшой открытой экономикой, сумела воспользоваться выгодами от повышения конкурентоспособности, что произошло в период внутренней дефляции, когда зарплаты в бюджетном секторе были резко сокращены. В 2014 г. ирландский экспорт возрос более чем на 12 %.

В четырех других периферийных странах наблюдается совсем иная картина. Испания, Португалия и Греция, по некоторым меркам, добились довольно внушительных успехов в восстановлении конкурентоспособности – благодаря дефляции, и в том числе сокращению уровня заработной платы.

По сути же, это только внешняя сторона дела, и в действительности перемены к лучшему не так уж и впечатляющи. Надо признать, что во всех трех странах ситуация со счетами текущих операций развернулась на 180° – от крупного дефицита к скромному профициту. Более того, причиной тому отчасти послужило оживление экспорта. (И это говорит в пользу тезиса про восстановившуюся конкурентоспособность.) В то же время разворот от отрицательного сальдо внешней торговли к положительному главным образом обусловлен глубоким упадком импорта, что стало всего лишь реакцией на обвал внутреннего спроса. И действительно, когда в 2014 г. внутренний спрос в Испании начал восстанавливаться, импорт активно пошел вверх, и состояние счета текущих операций резко ухудшилось.

Следует, впрочем, признать, что экономическая ситуация в этих странах улучшилась. ВВП несколько подрос, а безработица снизилась. А то, насколько сократился в этих странах дефицит государственного бюджета, и вовсе поражает воображение. И все же в силу причин, о которых говорилось выше, эти успехи никак не помогли снизить соотношение долга к ВВП. Более того, во всех трех странах этот показатель по-прежнему увеличивался. Это жестокий удар для стран, которые и так натерпелись, сидя на суровой финансовой диете. Получается, что бежали они, бежали вперед, все убыстряя темп, а в итоге их еще дальше отбросило назад. В Греции на этой почве разыгрался новый кризис. Под конец 2014 г. доходность греческих облигаций скакнула вверх, поскольку рынки всерьез опасались, что вскоре к власти в Греции может прийти правительство, настроенное решительно против мер жесткой экономии. И все это вопреки очевидным свидетельствам, что экономика Греции пошла на поправку. (На положении дел в Греции я подробнее остановлюсь в послесловии.)

На фоне других периферийных стран особенно выделяется Италия. На ее долю тоже выпало испытание в виде неуклонного роста объема долгов по отношению к ВВП, и более того, на сегодня его величина достигает примерно 130 %. Но в отличие от остальной периферии, Италия не прошла через горнило болезненной дефляции цен и заработных плат, и не наблюдается никаких признаков укрепления ее конкурентоспособности. Соответственно, не произошло и реального оздоровления итальянского экспорта. ВВП не растет, а безработица закрепилась на уровне почти в 13 %. Более того, не просматривается никакой реальной перспективы радикальных реформ, которые потребовались бы, чтобы наставить страну на правильный путь. Создается впечатление, что, как и во Франции, в Италии политическая система демонстрирует свою неспособность дать стране то, в чем она нуждается. Италия словно заморожена в своем нынешнем состоянии. Любопытный факт: в Италии три ведущие оппозиционные партии настроены против евро.

Склонность Германии больше сберегать, чем тратить, и, соответственно, поддерживать высокое положительное сальдо по текущим операциям – далеко не новость. Об этом уже упоминалось выше в данной главе. На протяжении почти всего существования еврозоны зеркальным отражением этого внушительного германского профицита служил дефицит в периферийных странах, так что в целом торговля еврозоны оставалась более или менее сбалансированной. Однако, когда в периферийных странах спрос пошел на спад, а конкурентоспособность у некоторых из них начала укрепляться, в прежней конструкции наметились перемены. На сегодня еврозона в целом имеет существенное положительное сальдо по текущим счетам, составляющее порядка 0,5 % общемирового ВВП. В 2014 г. этот показатель примерно сравнялся с суммарным профицитом стран ОПЕК и России.

Это факт чрезвычайно важный, и не только для Европы, но и для мира в целом. В своей предыдущей книге, «The Trouble with Markets», вину за порождение факторов, вызвавших финансовый кризис 2008 г., я возлагал на склонность мира чересчур много сберегать, притом что ряд стран «сберегают чрезмерно» и намеренно поддерживают на высоком уровне сальдо по текущим операциям. Однако в последние годы положение дел решительно поменялось. От японского профицита осталось одно лишь воспоминание, у Китая он уполовинился, а в нефтедобывающих странах упорно стремится к нулю. Но, как только все это произошло, откуда ни возьмись появился новый источник дисбаланса – еврозона. И верно – в 2015 г., пока у нефтяных стран положительные сальдо по текущим операциям доживают последние дни, еврозона по величине профицита по текущим операциям, вполне возможно, выдвинется на первое место в мире.

Единая евровалюта обратила в тевтонский дух всю еврозону. И пускай кое-кто в Германии придерживается на этот счет иного мнения, ничего хорошего в том нет. По показателям производительности страны еврозоны никак не отнесешь к тевтонским, а своими профицитами по текущим операциям они обязаны только тому, что насильственно держат в черном теле внутренний спрос. Но для еврозоны в целом – как и для всего мира – общий итог складывается как раз в тевтонском духе.

Все это выливается в серьезную проблему для мировой экономики. Она была бы куда как здоровее, если бы профициты по текущим счетам и вовсе исчезли, но только за счет того, что возросший внутренний спрос подтолкнет вверх импорт, а не ценой краха экспорта. А так, сам по себе, уверенный профицит по текущим операциям явно послужил одной из главных причин крепких позиций евро на валютных биржах – и заодно усердно подливал масло в огонь одной из нависших над еврозоной проблем. Имя ей – угроза дефляции.