Некоторое время Якоб молчал.

— Ну как? — спросил Марстон. — Не слишком режет ухо?

— Вполне, вполне, — ответил детектив. — «Нет в домах наших окон». Сам-сама бы это задело до глубины души. Последнее правда немного странное. В первый раз слышу такой ритм.

— Это я экспериментировал, — заулыбался кастолик. — На самом деле его можно прочитать и традиционным образом. Иногда я представляю как автор этих строк сидит в своем бункере в окружении пыли, отчаянья, страха. Гудят трубы. Или это вой Шторма? Рядом — стоны обреченных. Он знает, что писать… Точнее, сверлить все это, в сущности, нет никакого смысла: никто этого не прочтет, никому нет дела до эмоций проигравшего в ужасной лотерее. Но автор сверлит отверстие за отверстием. Может быть в полной темноте, на ощупь. Как там сказано… «Когда на языке не расцветет и слова, пусть говорят руки».

— Стальной Завет, — машинально определил Ретро. — Строфа тридцать пятая. Стих второй.

— Верно! — обрадовался Марстон. — Как хорошо.

— Эта книга очень помогла мне в свое время. И до сих пор помогает.

— Самое приятное, что не смотря на характерный промилитаристский стиль этого издания, Морган оставляет множество путей для морального разночтения!

Марстон помолчал.

— Хотите еще пару четверостиший?

— Нет, Джонатан, хватит на сегодня поэзии. Меня понимаешь ли интересует один тенебрийский писака. Прозаик. Он живет прямо здесь, в Новой Победе и пишет в жанре… Ну не знаю, мрачного реализма, наверное. Знаешь такого?

Марстон нашелся почти сразу.

— Никтей Зайло! Я с ним встречался. Как писатель он, конечно… Недисциплинированный. Но у него есть своя аудитория. Человек десять, по его словам. Кто-то из них его спонсирует. Я не думаю, что вам будут интересны его рассказы: это товар на экспорт, да простит Господь мои мирские сравнения.

— Встречался? Так ты знаешь где он живет?

— Конечно.

В этот момент Якоб понял, что не зря слушал крышечные стихи неизвестного фугского гения.

Глава 7

Еще один прекрасный день

Каждый знает Высокую Жанну. Если украл или сломал тачку — это к ней. Жанна притворяется тенебрийкой, она хочет быть тенебрийкой, она даже семье своей говорит, что они тенебрийцы. Вот только тенебрийка из нее, как из меня гарзонец. Она считает, что быть палочницей полезно для бизнеса. И в деле с краденными тачками это действительно помогает.

— Ну нихрена себе! Ты что наделал, Хин?

— Задел ограждение.

— Какое ограждение? У военной базы?

— Ты даже не представляешь как близка к истине.

Эти чертовы быки отстали от нас только у городской черты. Мы едва не попались. Если бы Хо не форсировала движок, я бы сейчас болтался на крепостной стене в пеньковом галстуке.

— Клянусь Штормом. Хо, а ты-то как позволила сотворить такое с машиной?

Жанна сделала еще круг. Зараза от этого лучше выглядеть не стала.

— Есть что-нибудь выпить? — прошептала олива. — Руки трясутся.

Еще круг.

— Да я бы вам за такое жопы отвинтила. Выпить она хочет. И как вы собираетесь расплачиваться?

— Мы обязательно заплатим. Деньги почти у нас в кармане. Осталось только их туда положить.

— Сэт вообще в курсе?

— Мы все еще живы, сама как думаешь? Хватит бегать, просто займись работой.

— Я обязана ему сообщить. Мы тенебрийцы ничего друг от друга не скрываем.

Ну что ты с ней будешь делать? Я вытащил из багажника сумку с доспехами. Весили они как тонна угля. Только сейчас я понял до какой степени вымотался, просто разъезжая в них на машине.

— Жанна, мы сами ему расскажем. Я тебе слово даю, деньги будут.

— Когда?

— Самое позднее — послезавтра.

— Надо же какой ты оптимист.

— Господи, да дайте же выпить.

Жанна посмотрела на Хо с высоты своего двухметрового роста.

— Бедняга. Не знаю с кем вы ребята поцапались, но если сюда кто-то забредет…

Она не закончила. Сопровождаемая вопросительными взглядами рабочих, он поднялась к себе в кабинет, и вернулась с бутылкой бурбона.

— Извините, льда не будет. Холодильник не успевает морозить.

Мы с Хо замахнули по пальцу теплого пойла и немного попустились.

— Если послезавтра не явишься сюда с деньгами, я распилю эту рухлядь на обувные ложечки.

До офиса нам пришлось добираться на автобусе. Бипер тем временем уже начал разрываться. Сэт неистовствовал. Ему было очень интересно ГМН. И ГЕБ. Где меня носит и где его бабки. Ну, бабки были в сумке, нужно было только конвертировать их. Четкого плана у меня не было, я лишь надеялся, что успею убедить Холейгулу попытаться продать доспехи Побережью.

Пришли мы как раз вовремя чтобы увидеть, как из офиса вылетает Каждому-Должен Ретс. Очевидно Сэт нагрелся до такого градуса, что на него не действовала даже крысиная пронырливость великого занимателя. Палочник смачно зарядил под тощую задницу и замер, увидев нас в коридоре.

— Самара! — воскликнул он.

Уже знает. Посади палочника в бочку, и он все равно будет знать о жизни в городе больше, чем все ГО вместе взятое.

Мы прошли мимо распластавшегося Ретса. Желтое круглое личико, крупные фугские глаза, влажные как у брошенного щенка. И аккуратно выглаженная одежда. Надо было отдать Ретсу должное, за собой он следил. Возможно, это работало на его сверхъестественную харизму.

— Не будет пятерки? Взаймы. На неделе верну. Правда! Верьте мне.

Хо потянулась за кошельком, но я втянул ее в помещение и захлопнул дверь. Ретс тут же принялся скрестись с той стороны.

— Мне нужна помощь! — кричал он. — У меня тяжелая финансовая ситуация! Сэт, ты же помогаешь должникам, это все знают! Ну хоть пару номов ребят! Скиньтесь от вас же не убудет!

Холейгула был бледен как свежий альбомный лист. Он ходил по кабинету, глядя на экран мобильного телефона.

— Сядьте, — выдохнул он.

— Вам самим же будет легче знать, что у меня есть деньги на кусок хлеба! — ну унимался Каждому-Должен. — Вы люди с сердцем, я знаю! Пару номов, только и всего!

— Если ты сию же ебучую секунду!..

— «И сказал Сын Господень, «когда нищий просит, вынь ему последнее», — и сам же оповязь свою по коленям спустил, что б сирого одеть!».

Наши руки задрожали и сами по себе полезли в карманы, словно змеи в мышиные норы. Ретс возликовал, когда дверь в офис распахнулась, но радость его была недолгой. Я не знаю, спустил ли Сэт его «оповязь», но звуки были звонкие, хлесткие. Хорошие звуки. В коридоре загремело, а потом зазвучал панический топот, который довольно быстро стих вдали. У любой силы есть свои границы.

— Надо было его пристрелить, — произнес палочник, возвращаясь в помещение. Он сунул голову под кондиционер. — Возможно мне