Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если понятие causa sui – это ложь, которую слишком трудно признать, потому что она погружает человека обратно в колыбель, то это ложь, которая должна взять свое, когда кто-то пытается избежать реальности. Так мы подходим к самой сути нашего обсуждения характера Фрейда. Теперь мы можем говорить акцентировано о его разработке собственного проекта causa sui, и мы можем связать это с его абсолютным отрицанием угрожающей реальности. Я имею в виду, конечно, два случая, когда Фрейд потерял сознание. В этих случаях обморок представляет собой окончательное отрицание – отказ или неспособность сохранять сознание перед лицом угрозы. Два случая, когда великий человек теряет полный контроль над собой, должны содержать некоторые важные сведения о самой сути его жизненной проблемы. К счастью, у нас есть сообщения Юнга об обоих инцидентах, и я хотел бы процитировать их полностью.
Первый обморок произошел в Бремене в 1909 году, когда Фрейд и Юнг направлялись в Соединенные Штаты, чтобы читать лекции о своей работе. Юнг говорит, что этот инцидент был спровоцирован – косвенно – его интересом к «трупам в торфяных болотах»:
Я знал, что в некоторых районах Северной Германии можно найти так называемые трупы в торфяниках. Это тела доисторических людей, которые либо утонули в болотах, либо были похоронены там. В болотной воде, в которой лежат тела, содержится гуминовая кислота, которая поглощает кости и одновременно дубит кожу, так что она и волосы прекрасно сохраняются …
Прочитав об этих телах в торфяниках, я вспомнил о них, когда мы приехали в Бремен, но, немного запутавшись, перепутал их с мумиями в бременских свинцовых подвалах. Мой интерес действовал Фрейду на нервы. «Почему вы так обеспокоены этими телами?» – спросил он меня несколько раз. Все это его чрезвычайно раздражало, и во время одного такого разговора, когда мы ужинали вместе, он внезапно потерял сознание. После этого он сказал мне, что убежден, что вся эта болтовня о трупах означала, что я желал ему смерти31.
Второй случай обморока произошел в 1912 году во время особой стратегической встречи, на которую Фрейд и некоторые из его последователей собрались в Мюнхене. Вот отчет Юнга о произошедшем:
Кто-то перешел в разговоре к Аменхотепу IV (Эхнатону). Было высказано мнение, что в результате его негативного отношения к отцу он уничтожил надписи, сделанные отцом на стелах, и таким образом обратной стороной создания монотеистической религии оказался скрытый комплекс отца. Подобные вещи раздражали меня, и я пытался утверждать, что Аменхотеп был творческим и глубоко религиозным человеком, действия которого не могли быть объяснены личным сопротивлением отцу. Я сказал, что он с честью хранил память об отце, и его рвение к разрушению было направлено только против имени бога Амона, которого он повсюду уничтожал; оно и было высечено на стелах его отца Амон-хотепа. Более того, другие фараоны заменяли имена своих настоящих или божественных предков на памятниках и статуях, чувствуя, что они имеют право делать это, поскольку все они были воплощениями одного и того же бога. Тем не менее, я указал, что они не открыли ни новый стиль, ни новую религию.
В этот момент Фрейд соскользнул со стула в обмороке32.
Обмороки в связи с общей жизненной проблемой Фрейда
Внимательными исследователями жизни Фрейда было высказано немало трактовок значения этих обморочных эпизодов; Фрейд и Юнг дали свои собственные интерпретации. Я задерживаюсь на этом вопросе не только потому, что он может раскрыть проблему характера Фрейда, но и потому, что, как мне кажется, он лучше, чем что-либо подтверждает постфрейдистское понимание человека, которое мы изложили в первых пяти главах. Мы получаем наиболее ясное понимание, когда можем отражать абстракции в живом зеркале жизни великого человека.
Пол Розен[76] в блистательно интерпретировал основное значение этих обмороков. Как и Ранк, Розен понимал психоаналитическую направленность как отличительную сторону Фрейдовского causa sui. Это был его личный проводник для героизма, преодоления его уязвимости и человеческих ограничений. Как мы увидим в следующих главах, именно Ранк показал, что у настоящего гения есть огромная проблема, которой нет у других людей. В своей работе он должен обретать ценность как личность, а это значит, что его работа должна нести бремя его оправдания. Что значит «оправдание» для человека? Это значит преодолеть смерть, получив право на бессмертие. Гений повторяет нарциссическую инфляцию ребенка; он живет фантазией контроля над жизнью и смертью, над судьбой, заключенной в «теле» его работы. Уникальность гения также отсекает его корни. Он – явление, которое не было предвидено; у него, кажется, нет прослеживаемых обязательств перед качествами других. Он словно возник из природы, сам по себе. Можно сказать, что у него есть «самый чистый» проект causa sui: у него действительно нет семьи, он сам себе отец. Как отмечает Розен, Фрейд настолько сильно вырос за пределы своей биологической семьи, что неудивительно, что он предавался фантазиям о самосоздании: «Фрейд снова и снова возвращался к фантазии о том, чтобы быть воспитанным без отца»3334. Как говорит Розен, ты не можешь стать своим собственным отцом, пока у тебя не появятся собственные сыновья; и биологические сыновья не подходят для этого, потому что у