— Дело твое, — сухо сказал он. — Можешь не сомневаться, что я не стану принуждать тебя делать то, чего ты не хочешь. Просто прими к сведению, что в течение ближайших нескольких месяцев я покину Англию.

— Я понимаю, — сказала Джастин и удивилась сама себе. По совершенно непонятной причине ее огорчило известие о его скором отъезде. — В этом случае я вернусь в дом леди Белгрейв.

— Ты ничего подобного не сделаешь, — заявил Гриффин и встал. — Ты — моя жена, и я обеспечу тебя соответствующим жильем и содержанием. Это будет дом в Лондоне или в деревне, как пожелаешь. Никто никогда не скажет, что я не позаботился о жене. Ты меня поняла, Джастин?

Она даже рот раскрыла, потрясенная яростью в его глазах. Ей хотелось возразить, сказать, что он ей ничего не должен, но внутренний голос объяснил ей, что она и так зашла достаточно далеко. Лучше обсудить ситуацию с Домиником и разработать соответствующие планы в более удачное время.

— Да, я понимаю. Я не хотела вас обидеть и не имела в виду, что у вас отсутствует чувство долга.

Гриффин язвительно усмехнулся, отвернулся и уставился в огонь.

— Да, я такой, — сказал он. — Раб долга.

Горечь в его голосе задела Джастин. Ей захотелось прикоснуться к нему, утешить. Но, учитывая все то, что они обсудили, и необходимость держать его на расстоянии, поддаться такому порыву, тем более с Гриффином, было бы безумием.

— Прекрасно, — заявила она и встала. — Судя по всему, мы пришли к пониманию относительно правил поведения. На публике мы будем дружной парой, мужем и женой. А наедине… — Она заколебалась, не зная, как облечь свои мысли в слова.

Гриффин оглянулся, в его глазах засверкали дьявольские искры.

— А что наедине?

Боже правый, этот человек никогда не знает, где остановиться. Очевидно, во избежание недоразумений она должна выразить свою позицию предельно ясно, называя вещи своими именами.

— А наедине мы будем друзьями, — твердо сказала она.

Гриффин повернулся к ней, скрестил руки на груди и прислонился плечом к стене.

— Но ведь брак — это высшая степень дружбы, разве нет?

Этот человек переходит все границы!

— Тогда братом и сестрой, — отрезала она.

— Боже! Что за дикая мысль! — воскликнул Гриффин.

Несмотря на возмущение, Джастин пришлось скрыть улыбку.

— Если это все, позвольте откланяться. Мне необходимо идти к ребенку.

— Одну минуту, — сказал он и медленно приблизился к девушке, едва сдержавшей желание попятиться. — Раз уж мы пришли к соглашению, его следует как-то скрепить.

Он оказался совсем близко, и Джастин пришлось задрать голову, чтобы видеть его лицо. На нем застыло странное насмешливое выражение, заставившее ее пульс участиться.

— Уверена, в этом нет необходимости, — выпалила она. — Я вам доверяю.

— И, тем не менее, я настаиваю, — медленно проговорил он, и Джастин почувствовала, как его длинные сильные пальцы сжали ее руку.

— Ладно, — пискнула она. — Думаю, в рукопожатии нет ничего дурного.

Но другая рука Гриффина слегка приподняла ее подбородок, вынудив ее заглянуть ему в глаза. Странно, как в черных словно ночь глазах может скрываться столько жара и огня?

Ее сердце окончательно сбилось с ритма, по телу прокатилась волна дрожи, ноги подкосились.

— Иди ко мне, — проворковал Гриффин. — Холодного рукопожатия явно недостаточно. В такой важный момент поцелуй станет намного уместнее.

Когда Джастин тихо ахнула, он улыбнулся.

— Речь идет о поцелуе между друзьями, конечно. — Его хриплый шепот завораживал, пугал мысли. — Целомудренном и респектабельном.

— Я… я…

Но Гриффин прекратил бессвязное бормотание, накрыв ее рот поцелуем. Его губы были теплыми и твердыми. Джастин непроизвольно вздрогнула, и он крепко взял ее за плечи, желая поддержать. Но, удостоверившись, что она твердо стоит на ногах, он опустил руки. И все это время его губы исследовали ее губы. Его прикосновение было нежным и бережным — так колибри пьет росу из цветка. Странно, но поцелуй был одновременно успокаивающим и возбуждающим. Часть ее существа хотела прислониться к мужчине, обрести убежище и силу в его объятиях, а другая дрожала от растущего тревожного желания обхватить руками его шею и прижаться к нему всем истосковавшимся по ласке телом.

Несколько долгих мгновений они стояли рядом, касаясь друг друга только губами. Джастин и сама не заметила, как ее руки легли на гладкий сатин жилета мужчины.

Еще никогда в жизни она не чувствовала такого восхитительного тепла и не представляла, что поцелуй может оказать такое волшебное воздействие на ее тело. Мысли путались, и лишь одна была вполне четкой: ей хотелось стоять так всегда, жадно впитывая силу и тепло мужского тела. Она вдохнула его запах, и от непреодолимого искушения закружилась голова.

Но потом Джастин почувствовала, как его язык раздвинул ее губы и проник в рот, принеся с собой вкус бренди. Она застыла, шокированная его смелостью и потрясенная своим инстинктивным желанием открыться ему навстречу.

Она уперлась ладонями в грудь Гриффина и приготовилась всеми силами сопротивляться, если придется. Но к ее удивлению, он немедленно отстранился, и его взгляд показался ей… невидящим? Только через несколько секунд он заморгал, и его взгляд обрел ясность. Если бы Джастин не знала, что это за человек, она бы подумала, что поцелуй произвел на него такое же ошеломляющее впечатление, как на нее.

— Это был вовсе не дружеский поцелуй, — тоном обвинителя заявила она, на всякий случай сделав шаг назад.

И сразу ощутила разочарование — да что же это с ней творится! — поскольку Гриффин не попытался ее удержать.

— Иди, Джастин, — сказал он с обычной циничной ухмылкой на красивом лице. — У тебя нет повода сердиться. Не сомневаюсь, что многие молодые люди целовали тебя на террасе или в садовой беседке во время бала.

Его глаза оставались насмешливыми, но голос был низким и хриплым. А когда он поднял руку, чтобы убрать упавшую на щеку прядь волос, Джастин могла бы поклясться, что его пальцы слегка дрожат.

— Я вовсе не сержусь, — строгим голосом сообщила она, молясь, чтобы он не заметил, как сильно у нее дрожат коленки. — И у меня никогда не было привычки вести себя неприлично и бегать с мужчинами по террасам и беседкам.

По правде говоря, ее ни разу никто не приглашал ни на террасу, ни в какое-нибудь другое укромное место, но Гриффину вовсе не обязательно об этом знать.

— Да, наверное, так оно и есть. — Он всмотрелся в ее лицо, строгий и серьезный, как судья. Его настроение менялось быстро, как погода, и было таким же непредсказуемым. — Если бы я не знал тебя так хорошо, я бы мог подумать, что это был твой первый поцелуй.

Мерзавец.