Во-вторых, мнений масса — именно потому обряд отлучения не определён и даже чин анафемствования всё время менялся.

В-третьих, «Православная энциклопедия», например, толкует о двух типах Анафемы — «большой» и как бы малой, то есть временном отстранении от таинств и проч. Существует и термин «отлучение», а в Определении и вовсе говорится со скорбью, «что перестал быть членом». Это и понятно: документ писали очень умные люди, и им вовсе не было смысла формализовать положение. Это дипломатическая нота, протокол о намерениях, в котором сильно желание не рубить все концы. Поэтому-то Розанов говорил, что «бумага Синода о Толстом, вот уж „молния“, которая не жжёт и не поражает».

В-четвертых, куда важнее, как это неформальное Определение было воспринято в обществе. И что говорить об Иоанне Кронштадтском — по мне, так личность неоднозначная, — если сама графиня Толстая, будучи чрезвычайно взволнованной, писала открытые письма да так и говорила: «отлучение», «вы отлучили».

— Единственно, чего бы я хотел избежать, — тут Директор Музея вздохнул, давая понять, что избежать этого никак не удастся, — так это некоторой суеты, вредящей делу: одни будут зачем-то цитировать современный церковный устав, другие — говорить о чине анафемствования тысяча восемьсот шестьдесят девятого года, третьи скажут, что анафезматики не упоминаются по именам, а их спросят: а как же Ленин? А те ответят: при чём тут Ленин, и Западная церковь тогда вообще была безблагодатна, и звать её никак. Выплывет казус Дмитрия Донского, ещё что-нибудь… И толку из этой кучи малы будет вовсе никакого…

Я на всякий случай тоже вздохнул.

Так или иначе, отлучение оказалось странным и не испугало ни Толстого, ни его почитателей. Толстого больше пугали неудачи собственной церкви на практике, а главное, в себе.

На улицах в воздух чуть не взлетали чепчики, когда появлялся отлучённый. Уезжая из Москвы, в последний раз там побывав, бородатый пророк был немало раздосадован, когда площадь перед вокзалом огласилась криками:

— Льву Николаевичу — ура! Слава Толстому! Слава великому борцу!

Человеку, который говорил о непротивлении и боролся с насилием, да и с самой борьбой, кричали за то, что считали его борцом.

Церковь тоже понимала популярность Толстого, и поползли слухи о предсмертном покаянии.

Но креста над его могилой нет.

Утро в Шамордине. История обители. Казань и арзамасский ужас — путешествия Толстого на восток

Мы поехали в Шамордино, где среди пустых полей высилась громада красного монастыря.

Конфиденты мои, тут же остановившись, начали спорить о том, что Оптина пустынь — академизм сороковых годов XIX века, а Шамордино — возвращение к русскому стилю восьмидесятых, мечта тех историков, что грезят о «викторианской России».

До меня, отошедшего курить, доносилось:

— Шамордино! Кембридж! Монолит!

— Краснокирпичная русская!

— Псевдорусская!..

— Генеральная линия! Планировка! Кассель! Дом-замок Перцова!

— А вот ось в виде зелени полей, видная с лестницы. Конец перспективы! Некуда отсюда ехать Толстому!

Я выколотил трубку и пошёл искать следы Толстого. Он в Шамордине то снимал комнату на месяц, то торопился уехать. То сопел одиноко, ворочался, то порывался прочь.

У него здесь была встреча с сестрицей и беседы на детско-английский манер — теперь это кажется сценой из романа.

Официально монастырь назывался Казанская Амвросиевская пустынь. Первая настоятельница была пострижена Амвросием Оптинским в 1884 году, и с того времени пошла история обители. Настоятельница пустила всё своё состояние на кирпич для Казанского собора. Всё было медленно и по-домашнему, в отличие от мужского образа Оптиной пустыни. В 1901 году, году как бы отлучения Толстого, монастырь получил нынешнее название.

А Мария Николаевна Толстая, к которой заезжал на своем астаповском пути Лев Толстой, скончалась в 1912 году, за три дня до смерти приняв монашеский постриг.

Множество всего казанского на Руси — и бо́льшая часть в честь иконы Богородицы, явившейся в Казани. Поминают Казанскую летнюю — праздник жнеца и зноя. Поминают Казанскую осеннюю, когда до Казанской не зима, а с Казанской не осень. И как глянешь вокруг, встав посреди среднерусской возвышенности, — кругом Казань.

Тут и не спрашивай, докатится ли колесо до Казани.

Всенепременно докатится.

Итак, для Толстого Шамордино было на его пути как возвращение в детство, а для меня — к Казани, то есть к той осени, когда я ездил с Архитектором в Казань…

…А город Казань — хитрый город. География его непряма, и недаром его прославил знаменитый ректор местного университета. Геометрия города крутила ректора так, что параллельные мысли пересекались, хотя он вовсе не был автором глупой фразы про пересекающиеся параллельные. Евклид, кстати, не употреблял слова «параллельные прямые». Он говорил об углах, образованных пересечением двух прямых третьей. И постулаты, номера которых все любят употреблять, давно смешались в головах. Вот они: первый — прямая проводится между любыми двумя точками. Второй: отрезок прямой линии можно продолжать неограниченно долго. Третий: из всякого центра всяким радиусом может быть описан круг. Четвёртый: любые прямые углы равны. И, наконец, пятый: если прямые неограниченно продолжать, то они пересекутся с той стороны, с которой сумма углов меньше ста восьмидесяти.

В голове самого ректора никакой битвы параллельных не наблюдалось, там царила математическая гармония.

Подробно об этом пишет Владимир Успенский в главе «Параллельные прямые — в мифологии, реальности и математике» своей книги «Апология математики»: «Не в интересах правды, а в интересах истины сообщим, что же происходит в геометрии Лобачевского. Отличие геометрии Лобачевского от привычной, известной со школы евклидовой геометрии в следующем. В евклидовой геометрии через точку проходит только одна прямая, параллельная заранее указанной прямой, а в геометрии Лобачевского — много таких прямых. В аксиоме о параллельных, сформулированной выше, надо заменить слово „нельзя“ на слово „можно“, и аксиома о параллельных в версии Евклида превратится в аксиому о параллельных в версии Лобачевского: через точку, не лежащую на заданной прямой, можно провести более одной прямой, параллельной этой заданной прямой»[78].

Существует миф о содержании пятого постулата, от которого отказался Лобачевский, миф о его внутреннем содержании. (Никто не помнит о первых четырёх.) Этот миф так же живуч, как миф о том, что истинный смысл названия знаменитого романа Толстого «Война и мир» был утерян во время реформы орфографии. Скоро эти мифы окончательно укоренятся в общественном сознании, о них скажут тысячу раз и гробовой крышкой прихлопнут первоначальное знание.