– Значит, насчет пацана, убитого на охоте, правда? Плющ передо мной комедию ломал?

– Этого я тебе не скажу, сам соображай, – отрезал Панин и зашагал к своей «Мазде».

Проводив его тоскливым взглядом, Болосов достал ключи, чтобы разблокировать замки алого джипа.

Рабочий день давно закончился, но на стоянке возле областного управления ФСБ еще стояло немало личных автомашин. В основном это были явно не самые дешевые, а то и откровенно дорогие иномарки, приобретенные сотрудниками управления на неизвестно какие шиши.

Та же самая картина наблюдалась по всей стране: возле отделений полиции и ГИБДД, возле зданий прокуратуры и суда, возле налоговых управлений, исполкомов, мэрий, министерств. Десятки тысяч чиновников, разъезжавших в этих прекрасных машинах, не задумывались над тем, как это вяжется с беспощадной войной против коррупции, в которой каждый из них участвовал в меру сил и возможностей.

Не стал ломать голову и Болосов, постепенно приходя в себя после бесед с начальником и сослуживцем. Служба есть служба. Какой с него, с Болосова, спрос? А никакого. Ему приказали, он сделал. Не подставлять же под удар собственную голову, выгораживая Марию Плющ… Кто она такая? Шлюха, обычная шлюха. Значит, нечего ее жалеть.

– Шалава, – процедил Болосов, выруливая с площадки.

Джип был приобретен сравнительно недавно, и лейтенант все еще испытывал тихий восторг, садясь за руль. Осталось лишь врубить радио, чтобы громкая музыка окончательно заглушила голос совести.

«Я помню давно, учили меня отец мой и мать, – взревел Розенбаум. – Лечить – так лечить! Любить – так любить! Гулять – так гулять!»

– Стрелять – так стрелять, – вторил ему Болосов, состроив свирепую физиономию. – Но утки уже летят высоко… Летать – так летать!..

Самозабвенно пел, с надрывом. Как будто действительно умел любить, летать или хотя бы помнил, чему учили его собственные отец и мать.

Утро шло по вчерашнему… позавчерашнему… и позапозавчерашнему сценарию. Разминка, несколько сальто, отжимание от пола, контрастный душ, завтрак. Когда Константин доедал овсянку с медом, на кухню заявился опухший дядя Ваня.

– Доброе утро, Костя, – поздоровался он и прошествовал к холодильнику, где под видом кипяченой воды хранилась охлажденная водка.

«День сурка», – подумал Константин, вспоминая старую американскую комедию, герой которой попал в петлю времени и постоянно проживал один и тот же день почти без изменений.

– Доброе утро, – откликнулся он, направляясь к кухонной раковине.

– Еще рано, а солнце так и шпарит, так и шпарит, – пожаловался дядя Ваня, извлекая из холодильника пластиковую бутылочку из-под минералки. – Постоянно пить хочется.

– А вы чайку, Иван Леонидович, – посоветовал Константин.

– В такую аномальную жару? – ужаснулся дядя Ваня, наполняя чашку водкой.

– А вы с азиатов берите пример. Им жара не помеха. Чаевничают при любой погоде с утра до ночи.

– Мы ведь не азиаты. – В доказательство своей правоты дядя Ваня влил в себя водку, и его лицо просветлело, как у отшельника, которому внезапно открылась некая великая премудрость. – А не съесть ли мне огурчик? – воскликнул он и тут же захрустел свежим огурцом, купленным Константином. – Между прочим, хрум-хрум, – разглагольствовал он, – в России установлен памятник нежинскому огурчику. Но россияне глубоко заблуждаются, хрум-хрум, считая его исконно своим овощем. На самом деле его родина – не грядки перед окнами, а далекие тропические джунгли Индии и Китая. Огурцы, хрум-хрум, там на лианах растут. Крайне полезный овощ, богатый витаминами. И жажду утоляет, но не очень. Вода в этом смысле значительно эффективнее. – Он вновь наполнил чашку. – Разумеется, кипяченая, не из-под крана.

– Извините, – произнес Константин, осторожно отодвигая дядю Ваню в сторонку. – Спешу, Иван Леонидович.

– Куда, Костя? Да и зачем? Время – понятие относительное…

– Как, впрочем, и пространство, – завершил эту глубокую мысль Константин, скрываясь за дверью своей комнаты.

Телефон Марии не отвечал. Александр Викторович не звонил. Не зная, чем себя занять, Рощин взял газету и минуты две читал статью про переселение душ. «Врут, – подумал он. – Лапшу вешают на уши людям, а те и рады. Как же, бессмертие каждому предписано, вечность отмерена, будь ты хоть кто. Выходит, и делать ничего не надо. Помирай, возносись и начинай заново».

Такое циничное отношение к перевоплощению появилось у Константина после памятной встречи с одним бомжем, носившим громкую царскую фамилию Романов. Было это вскоре после бегства из больницы, когда не обзаведшийся документами Рощин перебирался с места на место в поисках человека, способного снабдить его паспортом.

Однажды поздним осенним вечером сошел он с поезда в очередном областном центре и едва не натолкнулся на полицейский патруль. Обряженные в новехонькую форму неприметного мышиного цвета, кургузые куртки из кожзаменителя и нелепые швейковские кепи, трое полицейских неспешно вышагивали по привокзальной площади, выискивая наметанными взглядами потенциальных жертв. Не желая рисковать ни подаренными Вадиком деньгами, ни свободой, ни просто здоровьем, Константин смешался с толпой и двинулся в обратном направлении.

Затылком он почувствовал, что полицейские его таки приметили и теперь двигаются следом, перестав травить анекдоты. Было непонятно, что привлекло их внимание: подозрительная внешность Константина или запах долларовых купюр, хранящихся у него во внутреннем кармане. О, нюх на чужое бабло развит у легавых лучше, чем у их четвероногих друзей!

Ускорив шаг, Константин несколько раз резко сменил направление движения, а затем нырнул за угол продуктового магазинчика. Это был ошибочный маневр. Он оказался в тупике. Путь дальше преграждал высокий дощатый забор, за которым угадывалась строительная площадка. Чувствуя себя затравленным зверем, Константин метнулся обратно, но за углом, всего в нескольких шагах от него, раздались мужские голоса.

– Говорю вам, мужики, он, кажись, сюда свернул.

– Да нет, к остановке рванул.

– Нет сюда.

– Кончайте базар. Идем глянем.

Константин попятился. Это были те трое. До их появления оставались считаные секунды. В два прыжка Константин достиг забора, птицей взлетел на него и, не теряя времени, перевалился на другую сторону.

Падение длилось значительно дольше, чем он ожидал. Пролетев в темноте несколько метров, он упал на влажную землю, ударившись затылком о что-то твердое. Перед глазами вспыхнула россыпь искр, и окружающий мир исчез для Константина. А раз исчез для него, то исчез и вовсе, только никто, кроме него, этого не заметил.

…Очнувшись, он некоторое время лежал без движения, прислушиваясь. Полицейских рядом не было. Слева от Константина раздавался монотонный перестук капель, справа его обдавало теплом. Откуда оно идет, если он упал на дно котлована?