Потом ей пришлось пережить парочку маминых истерик и серьезный разговор с отцом. Папа – единственный, кто ее понял и поддержал. В том числе и неограниченным кредитом.

На эти деньги через два дня она купила себе путевку по Европе и умотала в путешествие, чтобы побыстрее забыть все, что с ней произошло этой зимой.

Путешествие от сердечной обиды не излечило, хотя Юлька честно пыталась забыться, флиртовала изо всех сил и даже получила признание в любви от лысенького пожилого немца. Правда, официально закрепить признание он так и не отважился. Да Юлька и не приняла его всерьез. Думая о тех событиях, она пришла к выводу, что надо было себя вести по-другому. Каждый в жизни может ошибаться, надо только уметь прощать, видеть главное. А главное у них с Феликсом было то, что они любили друг друга…

Из аэропорта она добиралась на своей машине. Ее никто не ждал, в окнах не горел свет, и даже не было собаки, которая бы обрадовалась приезду хозяйки.

Затащив к себе сумки, Юлька позвонила матери.

– Мам, я приехала. Сегодня уже поздно, а завтра я забегу, хорошо? – как-то буднично сообщила она, будто уезжала на выходные на дачу.

– Хорошо, Юленька, конечно, завтра, – так же буднично ответила мать.

Поздно ночью, когда Юлька уже видела седьмой сон, ключ в дверях зашевелился. Однако девушка так спала, что ничего не слышала. Ее разбудил яркий свет в гостиной, какой-то шум, веселый смех и громкие голоса:

– Надо было все же позвонить!.. Сейчас я пройду и прослежу, чтобы она вышла одетой!.. Да куда ты! Я же мать, поэтому я и пройду!

Юлька в панике подскочила с кровати, быстро натянула халат и, испуганно моргая, осторожно выглянула из спальни.

В гостиной была целая куча народу – мама с отцом, Ярик с Машей, тетя Вера с дядей Игорем, а главное – с огромным букетом роз, в темно-синем форменном костюме растерянно озирался по сторонам Феликс.

– Фе-е-е-ликс… – протянула Юлька. – Ты опять на работу?

– Да, но… но у меня еще одно неотложное дело… – пряча хитрую улыбку, проговорил Ларский и… замолчал.

В комнате повисла тишина. Все выжидающе смотрели на Феликса, и было слышно, как на кухне работает холодильник.

– Ну! – ткнула брата в бок Маша и зашипела: – Говори – «Юля, будь моей женой», ну говори же, ирод!! Из-за тебя век, что ли, в старых девах торчать?!

Ларский молчал.

– Юленька, вот он тебе сейчас что-то скажет, – подскочила к Юльке мама. – Он скажет, а ты ему не отказывай, как-никак парню лететь, самолетом управлять, столько людей! Ты, главное, не отказывайся, потом, если что, всегда развестись сможешь…

Юлька тоже молчала. Только предательски дрогнули губы и поползли от радости в разные стороны.

– Фель! Быстро говори – «Юля, будь…» – шипела и страшно вращала глазами Маша. – Ну ни хрена не понимает!

Но Феликс только смотрел на Юльку, щурил синие глаза и по-кошачьи жмурился.

– Я не понимаю, – дернула бровками Юлька. – А чего это все собрались-то? Я тут сплю…

– Нет, тут ведь понимаешь как, – снова встряла мама. – Феликс решил тебе предложение сделать, выслеживал тебя каждую ночь, нам спать не давал, а вот теперь…

– И главное – мы тут как свидетели! – поддержала подругу тетя Вера. – Пока ты спросонья – раз и согласишься, а мы уже тут, и засвидетельствовали! А то потом как тебя уговоришь-то! Я уже и брошь притащила, помнишь, ты говорила, что на свадьбу самый лучший подарок? Игорь! Ну ты-то что молчишь? Доставай брошь!!

– Нет, я не понимаю, чего вы все ждете?! – всерьез начала сердиться Юлька. – Времени уже вон сколько, мне еще Феликса надо в рейс проводить, у нас тут со свадьбой столько вопросов, а они – вот они! Свидетелями пристроились! Я же говорю – у нас еще столько серьезных дел!

Феликс подошел к Юльке, обрушил на нее огромный букет и, прижав к себе, счастливо проговорил:

– Вот с чем с чем, а со свадьбой вопросов не будет. А серьезные дела… Ты, как всегда, права, Юлька, для наших серьезных дел свидетели совсем ни к чему!

Юлька счастливо к нему прильнула, потом вдруг отодвинулась и строго наморщила лобик.

– Ты про что это? – она чмокнула его в щеку и притворно вздохнула: – Господи, какой пошляк попался…

– Я про сборы… – хитро сощурился Ларский. – Ну зачем кому-то наблюдать, как ты мне кладешь в сумку недоваренную курицу и сгоревшие котлеты?