Но у Вики ничего такого не было, только никому не нужный Санечкин дядя.

И она без всякой задней мысли присоединилась к гостю, и на школьном немецком принялась извиняться – вот, советский кич, пионерки, Брежнев, вы уж извините, но наследство, дядя…

Вика говорит: «Мы тогда все время за что-нибудь перед иностранцами извинялись, как дураки».

А немец сказал: «Ваш дядя умел рисовать, у пионерки крепкие славянские ноги, а красное знамя как живое вьется по портрету Брежнева…»

И предложил Санечке тысячу долларов за все. Санечка удивился – почему так много, может быть, поменьше?

И тут выступила Вика. Санечка говорит, что эту сцену могла бы сыграть только Раневская. Вика убила Санечку взглядом и небрежно сказала: «Да что вы, это же наш дядя! Мы вообще дядины картины не продаем». Немец предложил две тысячи. Вика хмыкнула. Немец прибавлял по тысяче, а Вика смотрела на немца своим любимым гинекологическим взглядом «тужься, тужься!».

На глазах изумленных Санечкиных друзей Вика продала всех пионерок, и парней, и Брежнева за двадцать тысяч долларов. В начале 90-х двадцать тысяч долларов было как сейчас миллион. Вика унесла «миллион» домой в кармане розового халата и положила в диван.

Оба, и немец, и Вика, совершили фантастически прекрасную сделку. Немец продает на Западе советское искусство. Дядины картины теперь можно рассмотреть в Интернете, в каталогах выставок. Пионерки на фоне портрета Брежнева строители БАМа с каменными лицами, колхозницы на полях – это модно, это обаяние эпохи. Санечкина подруга-искусствовед говорит, что, кроме обаяния эпохи, в дядиных картинах есть большие художественные достоинства, хорошие детали, композиция, цвет.

Вика купила пять квартир в нашем доме. Соседи эмигрировали и продавали квартиры, и Вика доставала из дивана деньги как из кошелька. Пять квартир в нашем доме стоят теперь больше миллиона долларов.

Я спрашивала Вику: «Ты знала?» Она так хитренько – улыбалась – вроде бы нет, а вроде бы и да. «Этот человек выкинул бы пионерок на помойку! Этот человек не знал бы, что делать с деньгами, а я знала!»

Интересный вопрос – случайна ли удача, случайно кому-то везет или нет? Наверное, удача всегда случайно приходит по правильному адресу.

Деньги Санечке дает Вика, Санечка не вмешивается в Викин бизнес. Он – рантье.

Это игра, что она дает ему деньги, но это наша игра, наша жизнь. Вика просто касса, но разве дело в том, что кому принадлежит? Мы же семья. И Катьке деньги дает не сам Санечка, а Вика.

Вике нужно, чтобы ОНА была главной, и Санечке нужно, чтобы она была главной. Даже если все это странно, мы ТАК счастливы.

Хотя Вике кое-чего не хватает для счастья. Викина мечта – пусть бы у Санечки по-настоящему вообще не было денег и он бы полностью зависел от нее.

…Что, я должна была все это рассказывать Швабре?!

Пусть я плохо поступила, но она сказала «ТЫ?». Это нехорошо, так презрительно говорить ребенку «ТЫ?». Она первая начала.

А что Элла имела в виду, когда предложила мне посмотреть в зеркало и здраво оценить свой типаж? Если я хочу стать актрисой. Что я «лицо кавказской национальности»?..

Внешность у меня неправильная, слишком яркая, вот что плохо… Правильная для театра внешность – это лицо без лица. Неяркое лицо с тонкими чертами, на котором можно нарисовать что угодно. А я?..

Санечке и Вике нравится, что я необычно яркая для привычного питерского взгляда, для серого питерского неба. Что в нашем городе приглушенных красок я как гостья.

Вике нравится все, что говорит – мы не как все. Вика гордо говорит: «Она у меня одно лицо с Пенелопой Круз». Мне тоже нравится быть «одним лицом» с Пенелопой Круз, с ее огромными миндалевидными глазами, пухлыми изогнутыми губами, темными бровями дугой, черными пышными кудрями до плеч.

Новым знакомым Вика рассказывает, что однажды отдыхала в Гаграх, и в ту ночь были звезды, розы, море. Отсюда взялась я – грузинка по звездам, розам, морю. Грузинские гены очень сильные.

Я представила себя на месте режиссера и подумала, какую роль я дала бы себе? Разве я со своими внешними данными вообще могу играть героинь? Русский классический репертуар – не могу, там все героини не грузинки. Но я могла бы играть в западных современных пьесах, в не русской классике: Шекспир, Мольер, все итальянцы – возможно. Кино – возможно. Не так уж мало. Но и не так уж много. Что, если Элла с ее «здравым подходом» права?..

Но, с другой стороны, я же все равно хочу быть не актрисой, а режиссером!

Мне одиноко. У меня никого нет. Сейчас закричу, как Вика, – у меня никого нет!

У Вики есть профессор и критик, а у меня Атлант и М. Атланта я люблю физической любовью, за красоту и сексуальность, а М. люблю духовной любовью за гениальность и раненую душу.

Но они оба неживые. М. тоже неживой – для меня. Моя любовь к М. такая же безответная, как моя любовь к Атланту.

Малышка Элик все равно ничего не посоветует, потому что он – малышка. Но иногда человеку необходимо хотя бы с кем-нибудь поговорить!

– Опасно подростку с незрелым умом манипулировать людьми. Вдруг получится? Перемещая по своей воле фигуры, можно ненароком столкнуть их с доски. …А я хочу. Столкнуть кое-кого с доски.

Элик не удивился, а всерьез задумался.

– Почему у тебя незрелый ум? Для своего возраста ты неплохо мыслишь, – оценивающе сказал он, как будто он сам старичок.

Да, я неплохо мыслю. Элла не такая женщина, которая может быть второй или даже первой, она может быть только единственной. Сказала – Высшие Силы, дайте мне его без Маруси, Катьки и Вики!

Она уже у нас ночевала. Выдавливает из нашей жизни Катьку. Я могу потерять Катьку. И Вику! Элла узнает, что Вика распоряжается чужими деньгами. Скажет: «Это ненормально! Эта ваша Вика дает ему его же деньги и еще делает вид, что она главная!» И чик – и нет Вики!

А вдруг Санечка привыкнет к Швабре? Санечка не такой знаменитый, как Элла, не такой богатый, Элла начнет им командовать, а потом просто съест. Съест и закажет себе что-нибудь другое, скажет: «Высшие Силы, дайте мне нового мужчину. Я должна ему помочь».

– Нет таких отношений, которые нельзя было бы разрушить. На этом построена вся мировая классика, – сказала я.

Можно заставить любого бросить любого, сыграть на тщеславии, недоверии, – и быстро! Все люди имеют уязвимые места, и Санечка, и Элла, и наблюдательный человек может это использовать. Можно заставить любого бросить любого, потому что любой любит себя больше, чем того, кого он любит. МОЖНО заставить Санечку бросить Эллу, потому что он любит себя гораздо больше, чем свое загадочное увлечение Шваброй!

Элик молчал, он вообще ничего не понимает, совсем ребенок…

– Я буду режиссером, – сказала я. – Режиссер может предугадать поступки людей и направить их в нужную сторону. Умеет влиять на людей.