Правда, потом Ленка вернулась на репетиции. Режиссер больше не выпускает ее на сцену репетировать, но Ленка приходит на все репетиции и сидит, прилежно записывает все, что относится к ее роли, к роли Маши.

Но это Ленкин личный конфликт с режиссером, а конфликта с Катькой у нее больше нет. Конечно, те, у кого берут интервью, не так близки всем, как несчастные актрисы без ролей, но прежняя Катькина «дружба со всеми» восстановилась.

Катька осмелела, на одной репетиции сказала режиссеру о партнере: «Он сбивает меня с ритма, делает слишком большие паузы». Для прежней Катьки это было немыслимо, но ее партнер не обиделся – это был вовсе не взгляд свысока или желание отыграться. Она просто хочет работать как можно лучше. Все это понимают, или просто надоело Катьку травить, но больше никто на нее не сердится.

После репетиции были замечания. Катька записывает все замечания, не только свои. Режиссер ее опять похвалил – сказал, что Катька понимает, что Чехов поэт.

После замечаний Ленка сама позвала нас с Катькой поболтать в буфете.

Мы сидели втроем, но мне пришлось притворяться застенчивой мышью. Ленка спросила меня: «Как дела в школе?», и потом они с Катькой обсуждали эротические сцены в спектакле. Режиссер хочет две эротические сцены – Маша с мужем и Маша с Вершининым.

Режиссер не собирается заставлять Катьку раздеваться. Если неловко актрисе, то и зрители чувствуют неловкость, смотрят не на сцену, а в проход. Поэтому режиссер не хочет, чтобы она стеснялась и тревожилась, как она выглядит, – только грудь. Он говорит, что Катькина грудь – это символ сексуальной энергии спектакля.

– В сцене с мужем я закрываю грудь руками, а в сцене с Вершининым обнажаю. Но может, можно как-нибудь так придумать, чтобы не раздеваться? – сказала Катька. – Я стесняюсь.

– Ничего он не будет придумывать. Твоя грудь играет главную роль в спектакле, – улыбнулась Ленка, – ничего, не умрешь, разденешься. Ты же теперь делаешь большое искусство, а мы тут так, примус починяем. Режиссер в тебя влюблен. Такой красоты, как у тебя, ни у кого нет! Ему от тебя и нужна-то только твоя грудь…

Я под столом толкнула Катьку ногой – вот какая Ленка, подсыпает то сахару, то перцу, давай ей тоже что-нибудь скажем! Но Катька только виновато улыбнулась. Она стесняется всего – что у нее красивая грудь, что режиссер в нее влюблен, что роль получается отлично, что у нее берут интервью. Она стесняется даже того, что Ленка ее простила.

– …Екатерина, это ваша первая большая роль за последние годы, и особенная роль, такая, которую мечтают сыграть все актрисы, – сказал ведущий. – Вам не страшно было браться за Чехова?

– Страшно, очень страшно… – округлив глаза, ответила Катька и кивнула на режиссера: – Но наш режиссер, он очень хорошо объясняет все мотивы, нюансы роли, все…

Санечка хмыкнул. Ему неприятно, что Катька так поглощена ролью, что она так восхищается режиссером. Сказал: «Спящая красавица, спала-спала и проснулась от поцелуя режиссера».

Санечка ревнует Катьку к этой роли.

Он считает Катьку своей собственностью, а человек, поглощенный ролью, другим режиссером, Чеховым, человек, у которого берут интервью, уже не его Катька. Он хочет, чтобы она была только его, а ему было не надо.

– Ну что же, будем ждать премьеры, – сказал ведущий, – после короткой рекламы вы увидите…

Мы ждали Катьку, но после рекламы на экране возникла Элла – дневное ток-шоу для домохозяек, тема сегодняшнего разговора: «Здоровый образ жизни, мифы и реальность». Сейчас Элла расскажет, как делает зарядку.

– А Элла опять у нас ночевала, – тихо пожаловалась я Вике, как Мальчиш-Плохиш. – Утром ходила в Санечкином халате! Ты что, не слышишь?! Элла у нас! Ночевала!

– Что ты возмущаешься? Тебе не нравится здоровый образ жизни? Возьми салфетку и швырни в экран, – предложила Вика.

– Почему салфетку? – хором удивились критик и Лев Борисович.

– Ну не вилкой же бросать, Вика не хочет разбить экран, – объяснил профессор.

Недаром он знает Вику с третьего класса.

Вика гневается, как Суворов. У него была манера в гневе топтать свою треуголку, но это всегда оказывалась старая треуголка. Суворов всегда знал, когда станет гневаться, и умел регулировать свой гнев. Вика тоже умеет регулировать свой гнев. Она не орет на Санечку за то, что Элла у нас ночует не просто так, а по какой-то неизвестной мне важной причине.

Вместо первой пары зашла к Вике проснуться. Включили телевизор, а там уже Элла – «Доброе утро, дорогие друзья». Программа «Женский взгляд на мир».

– Ты не знаешь, как этот человек может с ней спать? Мне после этого всегда хочется немного поговорить, а о чем с ней разговаривать, если она человеческого языка не понимает?.. – пожаловалась Вика, – представляешь, сказала мне, что я должна сделать выбор между тремя любовниками! Как я могу сделать выбор между Сережкой, критиком и Левой, если они нужны мне все трое?! От этой женщины я начинаю зевать и никак не могу остановиться…

У них разговор двух глухих – Элла всегда говорит о чем-то конкретном, а Вика – о чем-то приблизительном, да еще имея в виду совсем другое.

Вика присутствовала в нашем доме всегда, в воздухе, в виде разных опасений – «Зверь скажет, Зверь заругает, не говори Зверю». Поэтому Элле все-таки приходилось с ней общаться.

Она вела себя с Викой как с богатой пожилой дамой, с которой нужно соглашаться, потому что она всех содержит и слегка не в себе.

А Вика с Эллой – как звезда и поклонник, причем как будто это Элла ее поклонник. Вике кажется, что все ее любят и боятся и что все ей должны все, начиная от восхищения и заканчивая котлетами.

– Ты старая! – вдруг выпалила я.

– Кто старый? – не поняла Вика.

– Ты! У тебя колено, у тебя кариес! Ты скоро будешь старая, и кто тогда будет за тобой ухаживать?!

Я не знаю, что на меня нашло. Я не хотела Вику обидеть!

– Я надеюсь никого не обеспокоить… – с достоинством произнесла Вика и, подумав, добавила: – Надеюсь, Катька подаст мне стакан воды и котлету…

– Ага, Катька?!.. Катька будет приходить к нам все реже и реже, а когда тебе понадобится стакан воды, у нас будет Элла! Только ты для нее чужая! Ну, пожалуйста, пусть она у нас не ночует! Запрети Швабре у нас ночевать!

– Ах, оставь, – отмахнулась Вика, – ты еще маленькая, не понимаешь…

– Я не понимаю?!

Это Вика еще маленькая, не понимает, что Элла «заказала» Санечку без нас и внедряется в нашу жизнь со всех сторон, как… как таракан!..

– Ты не понимаешь. Как филолог я никогда не борюсь с ветряными мельницами, – важно сказала Вика.

Это ее критик научил цитировать Сервантеса.

На перемене Элик незаметно подложил мне в сумку подарок, фарфоровую куколку. Куколка подарил куколку! Я выставила куколку на парту и гладила ее по головке весь урок. А Элик улыбался.