Да только все это длилось уже лет пятнадцать, с тех пор как настоящая война закончилась. Поэтому я не верил. Если бы они хотели второй войны, они бы уже начали ее, давно. В чеченской версии хватило четырех лет. А тут – пятнадцать. Боевые кличи обеих сторон стали просто традицией. Пустым звуком. Национальным обычаем.

К тому же если по телевизору настойчиво внушают какую-либо модель реальности, то можно быть уверенным, что в действительности все обстоит как раз наоборот.

Я взял билет на самолет до аэропорта Сочи-Адлер, ближайшего к Абхазии аэропорта. Весь полет я вспоминал. Ведь я уже летел этим рейсом до Сочи. Шестнадцать лет назад. В то самое время.

Это было осенью. Я добирался в Сочи из Архангельска через Москву. И Сочи тоже был транзитным пунктом. Конечной целью был город Баку. Что меня занесло в Архангельск, в то время как я учился в Санкт-Петербурге на четвертом курсе университета? И какие дела у меня образовались в Баку?

Еще до окончания университета я стал сотрудничать с одной торговой организацией. Нужны были деньги, родители с трудом сводили концы с концами, это было голод ное время, вы помните. Официально я состоял в штате как «юрисконсульт». На самом деле участвовал в чем-то вроде обеспечения безопасности. Пользовался преимуществами своей национальности – тогда чеченцев в преступном мире России еще боялись.

Позже их уничтожат почти повсеместно.

И трудно сказать, что было причиной, а что следствием. Или обескровленные войнами чеченские группировки были разгромлены конкурентами, которые использовали сложившуюся из-за войн ситуацию. Или сами войны были начаты для того, чтобы лишить чеченские группировки силы в российском преступном мире.

Говорят, даже, что из-за Абхазии. Грузинские воры приговорили Чечню к войне за то, что чеченские добровольцы помогли абхазам выкинуть грузинские войска из Абхазии.

Я был по делам бизнеса в Архангельске. Когда один черт свалил из Питера с деньгами за товар. Черт был азером, и мы не сомневались, что он залег у себя. Быстро пробили его адрес и сведения о родственниках. Он жил в самом Баку.

Прямых самолетов не было, и я отправился по маршруту Архангельск–Москва–Сочи–Баку. Мне было предписано найти крысу и вернуть деньги. Так или иначе.

В Баку я добрался, и крысу нашел. А деньги вернуть не смог. Этот черт уже почти все потратил. Перевернув вверх дном его квартиру, я нашел только жалкие остатки украденного. Вырубив и связав черта, я оборвал провод телефона, запер квартиру снаружи, выкинул ключ и дал драпу в аэропорт. Азер успел вызвать своих корешей, и они были уже близко.

За два дня в Баку меня хотели убить три раза: два раза по делу крысы, один раз просто так в подземном пешеходном переходе. Какие-то бакинские гопники. Все три раза я вырулил, где быстротой и силой, где хитростью. Но судьбу испытывать не хотел и первым рейсом вернулся в Россию.

Тогда в Азербайджане, как и везде, были бардак, кровь, нищета, беспредел. Все прелести развала Союза. И еще была хурма, очень вкусная. Продавалась на каждом углу за копейки. Раньше я очень любил хурму.

А после той поездки в Баку я хурму не переношу, у меня на нее психическая аллергия.

Но рассказ о том, как я прилетел в Сочи шестнадцать лет назад.

Еще несколько часов назад я был в Архангельске, где ранняя метель секла лицо ледяной лозой и кидалась пригоршнями колкого снега. А когда мы приземлились в Сочи и открылся люк на трап, приставленный к самолету, в лицо дыхнул жаркий южный ветер с головокружительными ароматами цветов, фруктов, моря, солнца и чего-то такого, чему я не знал названия. Еще я помню, что увидел пальмы. Настоящие пальмы, они росли по периметру аэропорта, их колыхал тот самый душный ветер юга. Я опешил и наверняка задержался на трапе больше положенного.

Сойдя на землю, я подумал: эта земля называется рай.

А чуть позже, оказавшись в городе, я понял: люди превратили ее в ад.

Весь город был заполнен беженцами из Абхазии. Люди сидели, стояли, лежали на тротуарах, в парках, на газонах, везде. Было видно, что многие живут так не первые сутки. Старики, больные, дети, много кричащих детей. Часто с домашними пожитками, наспех собранными в сумки или узлы. Иногда совсем без вещей. Много просто голодных.

Это в Сочи, в городе грез и счастья.

Теперь я знаю, что их гнали отовсюду, ничем не помогали. Их выкинули, вычеркнули из жизни. Еще совсем недавно – граждан Советского Союза, где человек проходит как хозяин. Новые хозяева не жалели рабов, в рабах не было недостатка, даже переизбыток. Поэтому экономически целесообразно было часть рабов уничтожить, чтобы не ели даром хозяйский хлеб. Многие беженцы были русскими, но какая разница? Тем более что по соглашению между новыми хозяевами эти рабы, жители Абхазии, принадлежали грузинским господам и страдали теперь потому, что осмелились не послушаться.

Люди не очень хотели развала своей страны. Многие услышали запах серы во время речей политиков. Но многие и поддались. В марте 1991 года на референдуме о будущем Союза жители Абхазии высказались однозначно за сохранение общего пространства. А Грузия проголосовала за распад, за отделение. За независимость.

Это укрепило позицию Абхазии: если Грузия становится ренегатом Союза, то Абхазия имеет право не поддерживать предателя.

Грузия решила строить собственное мононациональное государство. При этом не отпуская от себя ни Абхазию, ни Южную Осетию. Полагая, видимо, что Абхазия – хорошая земля. На ней все хорошо. Кроме абхазов.

Вот только абхазам почему-то не понравился такой план.

В 1992 году они были уже фактически независимы от Грузии.

14 августа госсовет Грузии – странный, не вполне легитимный орган, узурпировавший власть в стране, – ввел в Абхазию грузинские войска. Под предлогом защиты железной дороги. Началась война.

Боевые действия грузинской армии заключались в основном в грабеже абхазских и армянских домов. Сами грузины признавали, что только это помешало им быстро занять всю Абхазию и захватить правительство Ардзинба, абхазского лидера. Пока грузины вывозили плоды мародерства в Тбилиси, откуда специально организованные рейсы самолетов переправляли награбленное на продажу в Москву, абхазы создали свою армию. И встали на защиту родной земли.

Еще раньше именно в Сухуме – по случайности или внутренней закономерности истории – была учреждена Конфедерация горских народов Кавказа. Теперь Конфедерация выступила на стороне Абхазии. В республику направились отряды добровольцев.

Незаконные вооруженные формирования, банды. Если быть юридически точным.

Из казаков, русских, дагестанцев, осетин. И, конечно, чеченцев.

Самым знаменитым полевым командиром абхазской войны был Шамиль Басаев. Шамилю в Абхазии было 26 лет. Столько же, сколько мне ко времени начала второй чеченской войны.

А тогда, в 1992 году, мне было всего 19. И я совсем не хотел воевать. Я вообще никогда не хотел воевать, до сих пор не хочу. По правде говоря, я очень боюсь боли. Смерти не так боюсь, если эта смерть будет быстрой. Но боли боюсь, боюсь мучений. И еще плена. Потому что в наших войнах плен – это и боль, и мучение, и унижение, а потом все равно – смерть.