Поскольку разместили испанцев во дворце, выходившем тыльной частью к большому теокали Уицилопочтли, и наиважнейшие события в жизни мешиков происходили непосредственно возле них, испанские солдаты как бы занимали в этом театре жизни привилегированные места. Тем не менее они постоянно ходили вооруженными. Многое говорит о воспитанной в них командиром дисциплине тот факт, что не существует записей о каком-либо серьезном инциденте между испанскими солдатами и обитателями города, состоящего из более чем шестидесяти тысяч домов. Близость Большого храма и храма Тескатлипоки служила постоянным предупреждением. Описание самих идолов, лучше всего данное Тапиа, поражает воображение:

«Наверху были две комнаты высотой больше полутора пик, и там стоял главный бог всей этой земли. Он был изготовлен из всевозможных семян, смолотых и замешенных на крови девственных юношей и девушек. Их они убивали, вскрывая грудь и вынимая сердце, и оттуда брали кровь и замешивали на ней семена в массу толще человека и такую же высокую. Во время праздников они украшали эту фигуру такими же золотыми украшениями, какие надевали сами, одеваясь для великих праздников. Они оборачивали фигуру в очень тонкие покрывала, делая из нее тюк, затем с большим количеством церемоний готовили напиток и помещали его вместе с этой фигурой в комнату на вершине башни. Говорят, они также дают отведать этого напитка тому, кого избирают капитан-генералом, когда случается война или что-нибудь очень важное. Они помещают эти вещи между внешней стеной башни и еще одной, внутренней, стеной, не оставляя промежутков, так, чтобы казалось, что там ничего нет.

Снаружи пустотелой стены стояло два идола на больших каменных основаниях высотой в одну меру. Идолы эти были высотой почти в три меры, а обхватом с быка. Они были из полированного гранита, покрытого перламутром, то есть раковинами, в которых растут жемчужины. Поверх этого использовали клей в форме пасты, чтобы покрыть золотыми узорами и фигурками людей, змей, птиц и другими фигурками, выполненными из больших и малых кусочков бирюзы, изумрудов [жадеита] и аметистов, так что весь перламутр оказывался покрыт, кроме маленьких участков, которые оставлялись для того, чтобы создать узор из камней. На этих идолах были надеты толстые золотые змеи, а вместо ожерелий – десять или двенадцать человеческих сердец, сделанных из золота. Вместо лиц у них были золотые маски с зеркальными глазами, а у основания шеи висело еще одно лицо, похожее на человеческую голову без плоти.

Этому идолу прислуживало больше пяти тысяч человек, причем некоторые из них превосходили остальных как рангом, так и платьем. У них был свой верховный жрец, которому они преданно подчинялись и к которому Моктесума, так же как остальные властители, относился с большим почтением. Они бодро поднимались в полночь для жертвоприношения, которое состояло в пускании крови из языка, и рук, и бедер – иногда из одного места, иногда из другого – и смачивании в этой крови соломинок и подношении их перед громадным огнем из древесины дуба. Затем они шли в башню идола, чтобы курить ему благовония».

Берналь Диас обращает особое внимание на то, что все детали – драгоценные камни в форме птиц, змей, животных, рыб и цветов, толстые змеи из золота, обвивающиеся вокруг пояса, и ожерелья из золотых колибри, и золотые маски с зеркальными глазами, и лицо мертвеца на затылке каждого идола – все эти детали имели свое символическое значение. Однако больше всего испанцев поразила, должно быть, «выставка» черепов, располагавшаяся на расстоянии броска камня от главных ворот большого храма. Устроена она была в форме амфитеатра, в котором черепа были установлены между камнями ряд за рядом, зубами наружу. В конце его стояли две башни, выстроенные полностью из строительного раствора и черепов, а в верхней части – более семидесяти высоких шестов, ощетинившихся штырями. «Эти штыри торчали наружу, и на каждый было насажено через виски по пять черепов». Всего насчитали сто тридцать шесть тысяч черепов, не включая черепа, послужившие строительным материалом для башен, которые сосчитать было невозможно.

Более привлекательными были рынки. Действовали они раз в пять дней, причем каждая община имела собственную торговую площадь. В двух главных районах, Теночтитлане и Тлателолько, рынки действовали постоянно; первый из них, окруженный аркадами, способен был вместить около ста тысяч человек. Как на арабском базаре, называемом сук, каждое ремесло, каждый вид торговли имели собственное место, причем наиболее объемные товары – строительные материалы, такие, как камень, глина, белила и лес, переработанный в доски, рамы, брусья, блоки и скамьи, – распространялись еще и на главные магистрали, являвшиеся продолжением трех больших дамб. Изобилие товаров на рынке отражало высокий уровень жизни мешиков и огромный климатический диапазон их владений, включавших более шестидесяти больших городов и их провинций. Хотя индейцы не знали гончарного круга, они изготавливали многообразную по размеру, цвету и виду глазури керамику. Для приготовления пищи использовали древесный уголь, и древесина также присутствовала в изобилии. Кремневыми ножами пользовались каменщики при тесании камня, а также ремесленники, работавшие по дереву, домохозяйки, охотники и воины, так что потребность в них всегда была очень велика. Кроме того, имелись топоры из бронзы, меди и олова. Как всегда в жарком климате на больших высотах, высоко ценилась и имела большое значение соль. Для изготовления тканей в основном использовали хлопок. Из хлопка делались накидки разных размеров, форм и цветов, плащи, рубахи, головные уборы, скатерти, салфетки, покрывала, даже платки. Кроме того, накидки изготавливались из волокон кактуса магуэй, пальмового волокна и шкур животных, в основном оленей, в изобилии водившихся по всей стране. Оленья кожа, выделанная и сыромятная, окрашенная растительными красками, продавалась и шла на сандалии, щиты, куртки, а в сочетании с деревом – на изготовление защитных доспехов.

Наиболее живописным оказался рынок, где торговали птицами и изделиями из перьев. Птиц продавали живыми, причем присутствовали все тропические разновидности мангровых зарослей и густых лесов побережья Мексиканского залива. Перьевая часть рынка выглядела еще более великолепно. Индейцы использовали султаны из перьев не только для украшения одежды и жилищ, но и во время церемониальных танцев, поэтому мастерство ремесленников, занимавшихся изготовлением таких изделий, достигло у них необычайной высоты. «Они могут сделать бабочку, какое– нибудь животное, дерево, розу, цветы, травы и скалы, все это из перьев и с такой верностью, что они кажутся живыми, естественными. Они так поглощены размещением, передвижением и поправлением этих перьев, рассматриванием их и с этой стороны, и с той, на солнце, в тени или в сумерках, что иногда они могут не есть весь день с утра до вечера. Короче говоря, они не выпустят из рук работы, пока не достигнут абсолютного совершенства».

Такую же сосредоточенность и стремление к совершенству можно было наблюдать и на серебряном рынке. «Они могут отлить попугая, двигающего языком, головой и крыльями; обезьяну, которая двигает ногами и головой и держит в руке прялку так естественно, что она как будто вращается, или же яблоко, которое она будто бы ест».

Работу индейских ювелиров по золоту и серебру описывают как превосходящую по качеству изделия испанских мастеров, но в работе с драгоценными камнями дело обстояло не так, камни гранились достаточно грубо; изделия же индейских ремесленников из меди, свинца или бронзы ценились не особенно высоко.