— Что за чертовщина?.. — выругался он уже вслух. После чего слегка опомнился и снова продолжил использовать «телепатию».

— «В общем, ладно, господа. Дальнейшие указания будут нам высланы уже из штаба, а не от здешнего мэра, поскольку всё ещё есть большая вероятность, что мы имеем дело с подражателем. Ведь прошло уже не менее двадцати пяти лет с той атаки, и этот человек, если он до сих пор жив, — должно быть, теперь настоящий седой старик! Хотя, если верить докладу свидетелей из разных мест его нападений у дальних границ здешней области вокруг Варгоса, то всё так и есть… М-да, странно. Никогда бы не поверил, что такое вообще возможно… Один человек и столько разрушений… Но пока наше собрание окончено. Возвращайтесь на свои позиции и держите втайне от местной добровольной стражи все подробности до моего особого распоряжения».

— «Разрешите ещё один вопрос, сер? — не унимался взбудораженный его рассказами Лейс. — А как же те предположения, что я прочитал однажды в отчётах капитана Вант-Сартосской стражи по поводу того, что у этого человека всё же была при себе скрытая магия, которую он мастерски прятал, выдавая её за свои выстрелы из лука? Ведь, как потом доказали магусы учёные из КСС, ни одному человеку не под силу было научиться стрелять с такой точностью».

— «Вот что я вам скажу: никогда не верьте дешёвым выводам третьесортного служаки, мистер „Пятый!“ — выразительно протелепатировал ему на это капитан. — Однако не стану отрицать, что конкретно в данном случае ваш глава стражи, возможно, оказался и прав…»

Пролетевший под самым глазом белки наконечник стрелы неотвратимо вошёл зверьку прямо в шею и, лишь слегка задев челюсть жертвы, тут же вышел с обратной стороны, пригвоздив тушку к стволу сосны — как сиюминутное откровение, выпущенное откуда-то снизу в знак того, что никто и никогда не сможет чувствовать себя в полной безопасности под этой луною, будь то хоть последняя тварь на земле. Наблюдая за подобной расправой со стороны, можно было с уверенностью сказать, что те самые законы природы, дававшие кому-то жизнь, навсегда связывали его и со смертью, которая вечно ждала таких откуда-нибудь из-за угла, если животное хоть раз зазевается, перестав быть достаточно хитрым или проворным.

— Старею, старею-ю… — мрачно и недовольно протянул шёпотом Гортер, опуская свой лук обратно до уровня талии, вокруг которой у него была обмотана прочная и длинная верёвка с крюком, служившим старому охотнику в качестве кошки. «В былые-то времена — так вся добыча в здешних лесах моя была!» — продолжал поспешно думать про себя следопыт, разворачивая эту верёвку ловкими уверенными движениями.

Лук свой для этого он временно положил на землю, а сам вдобавок внимательно осматривался вокруг, замечая в тени такие вещи, которые и иному бывалому охотнику не всегда оставалось под силу увидеть.

«А нынче вон как: три белки, и только одной в глаз! Да и то — потому что ветер стих… А эту бедолагу так вообще слишком поздно заметил. Да и руки уже не те совсем. Лишний раз на твёрдом суку отказывать стали! Во как!.. К тому же чем дальше от моей избёнки, тем отчего-то всё больше на голод пробирает. Странно как-то… В моём-то лесу, помню, такого никогда не случалось, что раньше, что в последнее время: одними кореньями да травами обходился. А сейчас даже в тёплые дни мяса хочется по утрам».

«Бедная тварь… — заключил Гортер уже после того, как взобрался на дерево, по привычке пристегнув лук за крепление доспеха к груди, и повис на одной руке, держась за толстую ветку сосны, в то время как второй рукой взялся отдирать подстреленную добычу от ствола за тонкое древко стрелы. — Мучилась, видать, ещё перед смертью пару мгновений… Эх, раньше у меня это как-то всё-таки не так получалось!.. А тебе, дед, в тогдашние года неужели так же приходилось мучиться со своим телом, как и мне сейчас?» — насмешливо обратился к искрящимся лугам на горизонте бывший следопыт, вспоминая, сколько раз в день гонял его когда-то старый Вегор до того, как под конец совсем не одряхлел, перестав слезать с печки даже к обеду.

Серебрясь и переливаясь таинственным светом, круглолицая луна, зависшая над приближенными к вырубке территориями вокруг Варгоса, как казалось, освещала сейчас перед одиноким охотником почти всё небо, которое лишь отчасти оставалось затянуто тучами, и звёзды поблёскивали меж ними, как это обычно бывает на севере — строго и тускло. Но для Гортера этот свет всегда оставался до обыкновения привычным… хотя в городе подобного мерцания было, пожалуй, сейчас и не увидеть. Да что там говорить — даже свечение красавицы луны было приблизительно раз в десять слабее, чем свет самой тусклой городской магии, судя по тому, как невозможно ярко лучилось она всю эту ночь, слепя глаза Гортеру где-то далеко на горизонте, поскольку именно туда бывший следопыт и держал в последние дни свой нелёгкий путь, упрямо обходя стороной иные крупные и мелкие поселения здешнего региона, а также всю ту паршивую деятельность, что творилась на границе его лесов практически повсеместно, куда бы он ни ступил.

«Скоро рассвет» — кратко подметил про себя наконец Гортер, взявшись усердно сползать по верёвке с дерева и приглядываясь с высоты к тому, как медленно бледнела на другой стороне бескрайней вырубки одна из сторон неба, поминутно отдаваясь во власть новому, ещё не наступившему дню. А ещё он слегка сожалел о том, что это, должно быть, будет его последний славный завтрак перед тем, как одинокому старику снова предстояло на какое-то время выйти из леса и нехотя влиться в неуёмные ряды городских прохожих, чьи огромные жилища стали теперь куда как обширнее и намного, намного выше, чем это казалось ему в своё время. Однако другого выхода разузнать для себя о масштабах творившейся вокруг него губительной эпидемии Гортер, пожалуй, сейчас уже совсем не находил.

Посему, ловя глазами последние скопища жадных теней, которые, как это было принято, всегда предшествовали новому рассвету, бывший следопыт поспешно готовился ко встрече со своим старинным врагом, который носил множество лиц и всегда находил чем ослабить собственную бдительность старого охотника, но никогда не побеждал его в честной схватке, предпочитая полагаться исключительно на свою разлагающую душу магию. Когда сам Гортер имел в своём распоряжении лишь точный глаз и природную смекалку, ни при каких обстоятельствах не опускаясь до мнимых роскошеств и упаднического поведения, но постоянно наступая на хвост тем людским законам, которые шли вразрез с законами дикой природы, непомерно страдающей в последние годы, но тем не менее остававшейся куда более древней и мудрой, чем всё человечество вместе взятое.

Гораздо позже, неторопливо пробираясь вперёд по обширным отведённым под множество свалок городского мусора полям и затопленным ложбинам варгосовских окраин, Гортер не преставая думал о том, сколь много подобных мест ему уже довелось повидать по пути сюда, точно так же заваленных отходами человеческой жизнедеятельности, которых, как ни крути, было определённо натаскано сюда сверх всякой меры.

Впоследствии, еле-еле прикрывая нос от смрада (поскольку за стариком никогда не водилось такой городской привычки, как везде и всюду носить в своём кармане носовой платок), Гортер ненароком сообразил, что в том месте, куда он направляется, жители, должно быть, постоянно дышали этой отравой. Это невольно пробудило в нём воспоминания о его давнишнем побеге из Вант-Сартоса через тамошние подземные скопища подобного добра, вытекавшего из города совершенно незаметно, но отравлявшего всё вокруг на протяжении многих лет, от чего он тут же брезгливо поморщился. «Змее лучше не давать селиться на краю твоей пахоты, пока она ещё маленькая, — задыхаясь, подумал про себя бывший следопыт, резюмируя всё это, пока ноги его сами собой ускорялись, отчего теперь он продвигался вперёд чуть ли не бегом. — А иначе гадюка вырастет и непременно укусит тебя в бок — и от её яда будет уже не спастись».