– Не важно, – бормочу себе в ладонь.

– Ладно. Тогда просто позвони и скажи все, как есть. Про занятия и про театр.

– Не думаю, что он поймет.

Точнее, уверена, что не поймет, а воспримет все это как мою очередную отговорку.

– Да и вообще, не уверена, что хочу с кем-то встречаться.

– Значит, он тебе не нравится?

– Нравится, наверное, – пожимаю плечами.

Целоваться с ним мне точно нравится. Но такое маме не скажешь уж точно.

В кухне появляется папа, и я быстро перевожу тему. В отличие от мамы, он не особо приветливо относится к моим так сказать ухажорам.

Мы сидим на кухне еще около часа, а потом расходимся спать.

Утром меня будит настырно жужжащий под подушкой телефон.

Еле разлепив глаза, пялюсь на номер Азарина.

Да-да, я ему вчера так и не позвонила. На его сообщение «Спокойной ночи» тоже не ответила.

Вздыхаю и подношу телефон к уху.

– Привет, – кошусь на часы. Половина десятого.

– Привет. Короче, я пробежался по афише, там сегодня показывают…

– Прости, – поджимаю губы, – сегодня не выйдет. У меня занятия в универе, перед поступлением. А вечером с родителями идем на балет.

– Завтра…

– Завтра весь день буду сидеть над заданиями, что дают на допподготовке.

Азарин замолкает. Я тоже. Кусаю свои губы и не знаю, что еще говорить. Наверное, уже нечего.

– Хорошо, – Тим со мной соглашается и сразу же сбрасывает звонок.

Еще пару минут лежу с прижатым к уху телефоном. Я все-таки его обидела.

Но так, наверное, и правда будет лучше. Не стоит начинать. Не стоит…

В двенадцать мы с папой едем в универ. Я там провожу практически три часа, после чего заглядываю в отцовскую клинику и уже оттуда возвращаюсь с ним домой.

Мама вовсю прихорашивается к походу на балет, я, не теряя времени, решаю заняться тем же. Но сначала бегло просматриваю все задания, что мне дали. На самом деле не так-то их и много. Все воскресенье их выполнение точно не займет.

Кошусь на телефон, на который больше не упало ни одного сообщения от Тима, и в сотый раз убеждаю себя, что так только лучше.

В половине шестого мы выдвигаемся в театр. А когда подходим к своим местам, первый, кого я там вижу, Азарин. Он о чем-то энергично болтает со своей матерью. Тетя Алёна, заметив нас, взмахивает рукой.

– Вы тоже тут? Вот это совпадение.

Да уж… Действительно, совпадение.

– Алёна? Привет!

Моя мама улыбается и целует Азарину в щеку.

– У нас вот культурный вечер, Тимоша пригласил меня на балет, пока Серёжа в Токио, – касается плеча сына.

Папа пожимает этому проклятому «Тимоше» руку, а все, что могу я, растерянно улыбнуться.

Тим уступает моей маме свое, более удобное для просмотра, место и плюхается в кресло рядом со мной, чем полностью отрезает меня от родителей. Которые, к слову, окончательно включились в разговор с тетей Алёной.

Его наглые пальцы дергают меня за локоть так, чтобы рука упала в проем между кресел и он без труда мог сжать ее в свою лапу, не привлекая дополнительного внимания.

– Ну привет, Ариша.

Теперь просто буквально понимаю выражение – сидеть на пороховой бочке.

Только моя еще и тикает, потому что в нее точно заложили взрывной механизм.

– Я подумал, раз в кино ты не можешь, то будет неплохо сходить на балет, – он лыбится, полностью поворачивая голову в мою сторону.

– Как ты узнал, где мы будем сидеть? – шиплю.

– Ловкость рук и никакого мошенничества, – разводит ладони в стороны. – Когда есть мозги и деньги, это несложно, – пожимает плечами.

– Скорее, только деньги, – фырчу в ответ.

– Вычислить людей, которые купили места рядом с вами. Связаться с ними и предложить за эти билеты больше их стоимости даже у перекупов. Все только ради тебя, – снова улыбается и сильнее сжимает мою ладонь.

– Ненормальный.

– Ну, ты же была так занята, чтобы пойти со мной в кино, – вальяжно вытягивает ноги под соседнее кресло и дергает вниз галстук, чтобы ослабить.

– Какие жертвы – торчать тут ради меня. Смотри не усни.

– Поверь, у меня найдется очень много других, гораздо более интересных занятий, – играет бровями и поворачивается к родителям. – Может, после в ресторан сходим? – предлагает моему папе, на что тот не думая дает согласие.

– Ну вот, теперь ты в моем полном распоряжении на ближайшие пару часов, – склоняется к моему уху и переходит на шепот.

Свет в зале гаснет. Начинается первый и единственный акт.

Делаю глубокий вдох. Несколько раз пытаюсь вернуть себе свою руку, но все попытки тщетны. Азарин вцепился в меня как бульдог.

Сидит, смотрит на сцену, и даже с таким видом, будто ему действительно интересно.

Прикрываю глаза, а потом изо всех сил пытаюсь уловить суть сюжета, который разыгрывается на сцене. Я уже была на «Кармен-сюита». Но сейчас, смотря на сцену, вообще ничего не понимаю. Хотя и так знаю, что эта история закончится трагично. Погибнуть от рук любящего тебя человека никому не пожелаешь. Возможно, Кармен стоило прислушаться к картам, которые предрекали ей печальный исход жизни, и не отвергать Хозе. Но сердцу ведь не прикажешь.

Кошусь на Тима и не могу сдержать тихий смешок, потому что он сидит с закрытыми глазами, а рука, в которую он сжал мои пальцы, полностью расслабилась. Я на своих нервах, кстати, этого вообще не заметила.

Он реально вырубился. Боже.

Бегло оцениваю обстановку. Папа не большой поклонник балета, когда на сцене нет мамы, поэтому сидит с каменным лицом. Тетя Алёна прижала руки к груди, ну а моя мама водит в воздухе пальцами в такт музыке и движениям балерин.

Дергаю Тима за руку, и он мгновенно открывает глаза.

– Не спи, замерзнешь, – шепчу, стараясь не засмеяться. Потому что он часто моргает и, кажется, вообще не понимает, где находится.

Азарин зевает, игнорируя этикет и то, что неплохо было бы прикрыть рот рукой. Смотрит на смарт-часы. С начала прошло почти полчаса, уже скоро будет развязка.

– Что я пропустил? – упирается в подлокотники и вытягивает шею. Снова зевает, теперь уже в кулак.

Я, засмотревшись на него, делаю то же самое, прикрывая рот ладошкой.

– У меня другой вопрос: на чем ты вырубился?

– Они плясали.

– Если что, они тут все сорок пять минут пляшут.

Тим неопределенно взмахивает рукой, изображая в воздухе непонятные знаки.