Почуяв, будто охотничья собака свежий звериный след, что теперь Лесдигьеру не вырваться из лап святой инквизиции, кардинал пригласил всю троицу к себе во дворец. Узнав, что они тоже жаждут отомстить гвардейцу Франциска Монморанси, он тут же предложил им выработать план, согласно которому можно будет Лесдигьера, как упорствующего еретика, сжечь на костре, а его жену, пособницу в ереси, но раскаявшуюся, отправить навечно в монастырь. Однако сперва надо ее допросить с пристрастием, а потом схватить Лесдигьера и доставить в монастырь Нотр-Дам, где обосновался Амон Баррес, а для допросов был оборудован специальный подвал, в котором палач истязал свои жертвы.

И Баррес радостно потирал руки, предвкушая удовольствие от допроса женщины, к коему зрелищу имел необыкновенное пристрастие.

Одним погожим днем люди епископа Лангрского ворвались в особняк мадам Савуази, избили прислугу, связали хозяйку и, невзирая на ее крики о помощи, привезли в монастырь Нотр-Дам. Там, в подвале одной из башен, она и увидела своих будущих четырех палачей, лица которых были скрыты серыми капюшонами с прорезями для глаз, и поняла, что оказалась во власти врага более могущественного, чем сам король или даже папа.

На нее холодно глядели немигающие и не знающие жалости глаза святого отца Великой Инквизиции. И первый его вопрос прозвучал так:

— Знаком ли вам был еще до известных событий в Васси некий дворянин по имени Лесдигьер?

— Да, сударь, — ответила Камилла, недоумевая, зачем нужно спрашивать об этом еще раз, и не подозревая, что таким способом иной раз пытаются сбить с толку допрашиваемого.

— Называйте меня святым отцом, ибо вы находитесь перед лицом церкви духовной, а не светской, — бесстрастно прозвучал голос из-под капюшона. — Вы понимаете меня?

— Да, святой отец.

— Когда и при каких обстоятельствах произошло ваше знакомство?

Ей пришлось рассказать, но из осторожности Камилла не упомянула истинной причины бегства Лесдигьера от парижских торговцев, объяснив это простой ссорой, которые часто происходят на рынках.

— Знали ли вы, что он протестант?

— Я узнала об этом гораздо позднее.

— Почему же сразу не прервали с ним отношения?

— Но ведь многие женщины-католички знакомы с протестантами, я — не исключение. Сама королева-мать близко знакома с принцем Конде.

— Обвиняемая, вам был задан вопрос, отвечайте на него.

— Я не рассталась с ним потому, — ответила она, смело глядя иезуиту в глаза, — что Лесдигьера тут же прибрали бы к рукам другие.

— Вы богохульствуете над святой церковью.

— А вы? Чего вы лезете ко мне в душу? — возмутилась баронесса. — По какому праву? Кто вы такой?

— Я член комиссии по преследованию и искоренению ереси, председатель суда над заблудшей овцой из стада Христова. Слышали вы когда-нибудь про Орден иезуитов? Знакомы ли с Игнатием Лойолой? Как католичка и верная дочь церкви вы не можете не знать этого.

Камилла кивнула. Да, она слышала об этом и знала, кто попал в лапы иезуитов, неизбежно оказывался в руках инквизиции. Теперь надо было думать, прежде чем отвечать на вопросы этого палача. Но все же, что ему надо, зачем ее привели сюда?

— Почему вы дали приют этому еретику?

— Он не еретик. Он принял мессу, ведь вам об этом известно, ваша честь.

Она уже догадалась, что все это — дело рук кардинала; возможно, он находится сейчас среди них.

— Но тогда он был еще еретиком.

— Откуда мне было знать?

— Почему вы не спросили у него о его вероисповедании?

— Потому что лавочники избили его и он потерял сознание. Не могла же я разговаривать с человеком, впавшим в беспамятство.

— А потом? Когда он пришел в себя?

— Ах, я всего лишь слабая женщина, святой отец. До того ли мне было тогда, когда он истекал кровью на пороге моего дома?

— Вы поступили весьма неосторожно, вы нарушили священный долг истинной христианки, дав приют инаковерцу, а церковь сурово наказывает за такие проступки.

— Однако я свято соблюла одну из заповедей Христовых, которая гласит: «Возлюби ближнего как самого себя и будешь иметь жизнь вечную».

— Но Христос не имел в виду вероотступников.

— Тогда еще не было такого понятия, ваша честь.

— А язычество?

— Для Иисуса все были равны, ибо под словами «ближнего твоего» он имел в виду любого, нуждающегося в помощи.

— Я вижу, вы добрая католичка, дочь моя, однако долг ваш — отвечать на вопросы, а не рассуждать о помыслах и деяниях Иисуса Христа.

— Я слушаю вас, святой отец.

— Вы подвергаетесь суду священной инквизиции за то, что дали приют еретику, не поставив об этом в известность духовную власть, и не оказали помощь его преследователям. От того, насколько полно и искренне вы будете отвечать на другие вопросы, зависит ваше избавление от мук ада и страха перед лишением вечного спасения.

Баронесса опустила голову. Теперь она ясно представляла, какой тупой фанатик сидит перед ней, и догадывалась, что ей уже больше не на что надеяться и бесполезно ждать снисхождения или милости от этих церковников, называющих себя справедливыми судьями.

— Почему вы не выдали его суду святой инквизиции, когда узнали, что он протестант, а значит, еретик?

— Потому что тогда не было войны с гугенотами. К тому же не я одна, весь двор знал о его протестантском вероисповедании, включая и самого короля. Даже его преосвященству кардиналу Лотарингскому сие было известно. Почему бы вам не спросить об этом у него самого?

— Здесь вопросы задает священный трибунал! — сурово оборвал ее иезуит. — И вам не следует в целях собственной же безопасности нарушать течение судебного процесса.

— Но что это за суд? Я хотела бы знать, на каком основании и в чем меня обвиняют, неужто только в этом? Да ведь это смешно!

— Обвинения святой инквизиции не требуют доказательств, ибо они сами по себе доказывают свою обоснованность. Вы называете судопроизводство нашей комиссии смешным? Хорошо, мы запишем это.

— И епископ Лангрский дал знак монаху, исполняющему обязанности писца отметить это в протоколе.

— Далее последовали вопросы о ее причастности к поездке Лесдигьера в Васси с целью предупредить гугенотов о проезде мимо городка католического войска де Гиза. Камилла отрицала возведенное на нее обвинение, и монах отметил в протоколе: «упорствует в пособничестве еретикам». Потом баронессу спросили, что, по ее мнению, заставило Лесдигьера жениться на ней и лишить, таким образом, церковь возможности принять в свои объятия одну из овечек стада Христова? Она ответила, что вышла замуж по любви, ибо после смерти мужа осталась вдовой.

— Любовь не могла вспыхнуть столь внезапно, — возразили ей, — а значит, связь возникла давно, что свидетельствует о нарушении вами уз супружеской верности.