Постройки остались позади: направо, налево и впереди – лишь унылая плоская пустыня да нереальные, словно акварельные, горы на заднем плане. Вспоминается Девон: чистенькие домики, аккуратные рощицы, извилистые проселки… Здесь все как-то увеличено: небо больше, горизонт дальше. Ветер несет вдоль дороги колючие шары перекати-поля. Я на другом конце света – и это здорово! Строго говоря, радоваться нечему: сижу в машине с почти незнакомым человеком, еду неизвестно куда – и тем не менее меня охватывает чувство покоя и безопасности. Восхитительное чувство. Я закрываю глаза и подставляю лицо солнцу, поглощая энергию его лучей.

Вдруг меня оглушают трубные звуки. Что такое? А, понятно: вступление к песне Дина Мартина «Удар по голове».

– Извини! – улыбается Финн и приглушает звук своего стерео.

– Все нормально, я люблю эту песню! – отвечаю я и, чтобы подтвердить свои слова, принимаюсь подпевать Дину.

Обожаю петь в машине. Это удивительно поднимает дух. Чем больше хор, тем лучше. Голос, слух – все это неважно; главное – громкость!

Помню, как однажды по пути из Блэкпула, куда ездили на выходные, мы с Иззи всю дорогу работали на подпевках у «Аббы». «SOS» в нашем исполнении звучала поистине душераздирающе. Разумеется, такой путь к катарсису не всем по душе. Папа не мог с ним смириться, пока я не пригрозила: «Запрещаешь мне петь в машине? Ладно, буду плясать!»

За Дином Мартином вступает Фрэнк Синатра. Я всасываю через соломинку последний тягучий глоток коктейля и удовлетворенно вздыхаю. Следующие сорок пять минут мы хором подвываем великому человеку, нисколько не смущаясь тем, что наши представления о гармонии друг с другом явно не гармонируют.

Перед нами вырастают молчаливые нагромождения ржаво-красного камня. Мы глушим мотор и выходим из машины. Финн отступает назад, чтобы дать мне спокойно насладиться видом. Я машинально лезу за блокнотом – но перо замирает на полпути. Какие подобрать слова? Я оглядываюсь кругом и записываю первые ассоциации, что приходят в голову: «доисторический», «радиоактивный», «терракотовый». Финн протягивает мне бутылку воды.

– Об этом месте ты тоже напишешь?

– Все может быть. – Я пожимаю плечами, не желая говорить о своих планах всерьез. – Просто делаю заметки, на всякий случай.

– Ботинки взяла? – спрашивает он.

– Ботинки? Зачем? Для прогулки и эти подойдут, – и я показываю на свои прогулочные туфли, уже присыпанные ржавой пылью.

– Для прогулки – да, а для восхождения?

– Очень смешно! Так и вижу, как я ползу по отвесной скале!

– Неужели никогда не лазила по горам?

– Слушай, у нас в Тинмауте тоже есть красные скалы. Но это не значит, что мы обязаны по ним лазить.

– Тоже красные? – вдруг интересуется он.

– Ну да, как эти. Или, может, немного посветлее. Скорее розовые. Как пляж на закате или… вот, знаю: цвета ревеня. Эти, пожалуй, потемнее будут…

Он молчит и улыбается. От этой улыбки мне становится нехорошо. Ну и пусть улыбается, сколько влезет. На гору я не полезу. Ни за что.

– Почему бы нам просто не прогуляться? – предлагаю я. – Если решим лезть на гору, я буду тебя только задерживать.

Он молчит.

– Ну хорошо, если тебе непременно нужно наверх… Неужели здесь нет какого-нибудь симпатичного пологого подъемчика, с которого открывается сказочный вид?

– Конечно, есть, – пожимает плечами он. – Только пыли там не меньше, чем здесь. Думаю, тебе стоит переодеться. У меня в багажнике есть запаска.

«Запаска» – ничего себе! Кто я ему, спущенная шина?

Финн разворачивает тюк с одеждой и бросает мне что-то джинсовое и скомканное.

– Они чистые, – говорит он.

– Что это за сельскохозяйственные штаны? – говорю я.

Он смеется.

– Хорошее определение! Переодеться можешь вон там, в туалете. Да, и, наверно, стоит надеть что-нибудь наголову.

Из туалета я выхожу в новом костюме – получилось нечто среднее между фермером и дворником – и обреченно жду, когда Финн начнет надо мной смеяться. Но он не смеется. Просто кивает и продолжает зашнуровывать высокие ботинки.

Из под бейсбольной кепки крупными каплями стекает пот. Уже. Что же дальше будет? К концу путешествия волосы, наверно, пропотеют насквозь. А как смотрятся эти, с позволения сказать, джинсы сзади – и подумать страшно!

– Тебе не кажется, что к такому наряду подойдут вилы в руках и цигарка в зубах? – интересуюсь я, подворачивая сельскохозяйственные штаны, чтобы не спотыкаться при ходьбе.

– Ты и так классно выглядишь, Джейми, – с лучезарной улыбкой отвечает Финн.

– Зови меня просто: «Эй, малый!»

– Эй, малый, вперед!

«Слава богу, что Зейна здесь нет!» – утешаю я себя, смахивая с верхней губы капельки соленого пота. Если бы Зейн увидел меня в таком виде – я бы этого не пережила!

Многие годы я училась жить со своей проблемной фигурой, подчеркивать ее сильные стороны и скрывать слабые – и зачем? Все погибло в пять минут. И какого черта, спрашивается, я все угрю убила на маникюр? Первый же крутой уступ поставил меня в положение буриданова осла: справа шершаво и слева шершаво, за что не схватись – абзац ногтям.

Финн, заметив, что меня нет рядом, оборачивается и протягивает руку. Наши потные ладони слипаются, и ржавая пыль на них превращается в пасту. Через несколько минут мы раскрашены же хуже индейцев. Эх, Надин бы сюда – вот кто не выходит из дому без влажных салфеток! Почему в тех крайне редких случаях, когда она нужна, ее никогда нет рядом?

Финн прыгает с уступа на уступ, словно снежный барс – да нет, это сравнение даже близко не передает его ловкости, гибкости, грациозной элегантности движений. Встретив трещину (не припомню, сколько их было – на мой взгляд, и одной многовато), он дожидается меня, подбадривает и следит, чтобы я не свалилась в пропасть.

Один раз я пробую выпрямиться и осмотреться – но едва не лечу с горы вниз головой, когда понимаю, на какую головокружительную высоту мы забрались. Нет, лучше уж смотреть себе под ноги. Внезапно Финн останавливается.

– Вот мы и пришли, – говорит он, окинув взором расстилающиеся вокруг бескрайние просторы. – Можно присесть, Счастлива?

– Ты и не представляешь, насколько! – сообщаю я и мешком валюсь на землю. Слышится явственный хруст костей.

Несколько минут я заново привыкаю к блаженству неподвижности; затем поднимаю глаза – и понимаю, зачем Финн притащил меня сюда. Вид и в самом деле потрясающий: все оттенки бирюзового неба в изломанной зубчатой раме гор. Я достаю фотоаппарат и делаю несколько снимков, хотя понимаю, что фотография не передаст этого буйства цветов.

– Какая красота! – вздыхаю я.