Что конкретно прознали и кто именно прознал, Вяземский, разумеется, осведомлен не был. Вряд ли был в курсе таких подробностей и Кравченко, все еще командующий полевым лагерем. Что старший лейтенант, что майор — для такого уровня доступа это слишком уж мелко.

Впрочем, и одна даже определенность, что портал не захлопнется через минуту, час или день — уже хорошо. Меньше нервов — лучше работоспособность.

Самая же монументальная стройка разворачивалась вокруг самих врат. Там из толстенных ребристых балок возводился арматурный каркас железобетонного саркофага, который по нижнему поясу уже начали заливать тяжелым антирадиационным бетоном, вместо щебенки замешанным с рубленными стальными кубиками. По готовности, на саркофаг насыплются еще и десятки тонн грунта, пряча врата внутри искусственного холма. Уж от огнедышащих драконов подобного должно было хватить… Все лучше, чем выставлять столь ценный объект на всеобщее обозрение.

— А с той стороны обошлись просто легким ангаром, — хмуро заметил Кравченко, сидя на ящике из-под гаубичного снаряда и прихлебывая кофе из жестяной кружки.

— Ну так те же американцы бы насторожились, если посреди города начали бы такую штуку возводить… — произнес Сергей, листая старый справочник по военной топографии. — Кстати, как вообще за ленточкой?

— Движуха идет, — многозначительно произнес майор. — Так что балду пинать уже не выйдет — придется побегать.

Вяземский решил, что уж кто-кто, а разведчики все эти недели балду точно не пинали, а как раз-таки бегали. Правда, на БТРе… Но все равно на месте почти не сидели, облазив все окрестности и собрав информации не меньше, а то даже и больше, чем все беспилотники.

Однако старлей не стал выражать негодование, а предпочел промолчать, ибо настроение у командира было не очень.

Кравченко, да и еще многих, понять было можно — только-только вроде бы пошли слухи о том, что больше безвылазно сидеть в поле не требуется и скоро всех будут отпускать в город…

Однако слухи традиционно оказались всего лишь слухами.

Точнее, режим воинскому контингенту действительно смягчили, но смягчение это было отложено на неопределенный срок. Более того — в связи с началом строительных работ всех отселили прочь из старого лагеря аборигенов подальше от врат.

И самое ужасное — начались бесчеловечные опыты над всем личным составом.

Зверствовал прибывший с материка большой медицинский десант в сопровождении спецназа и особистов. Благо еще, что общались они с солдатами надев лишь защитные очки и респираторы, а не в костюмах высшей биологической защиты, как по началу.

Бесчеловечность же опытов потрясла всех — в целях медицинской необходимости на базе был введен жесточайший сухой закон. Нескольких отчаянных алконавтов поймали с поличным, вкатали пятнадцать суток ареста и немедленно отправили на «губу», сиречь гауптвахту.

А поскольку Кравченко изначально как-то не оценил попытку построить монументальную губу в ущерб более важным сооружениям, то ИМР просто отрыла котлован, и арестанты были посажены в импровизированную земляную тюрьму типа зиндан. Что не могло радовать даже в условиях местного теплого климата, так как майор был вредным и приказал копать узилище в относительно сырой низине. Сидели в зиндане провинившиеся долго — до собственного протрезвления.

Народ от такого зверства ужаснулся и взроптал, но потом все-таки успокоился — тотальный сухой закон был введен всего на две недели. Выдержавшим были обещаны деньги, возможность губить свои неокрепшие армейские организмы в свободное от службы время в особом регионе. Звучало это все достаточно неплохо, а что могло произойти в противном случае — все уже были осведомлены.

Так что заботливо прихваченное с собой спиртное было припрятано до лучших времен, а злость теперь вымещалась на непрерывных тренировках.

В отсутствие срочников переброшенная за врата группировка войск ужалась всего до нескольких сотен человек, однако теперь это было подразделение в традициях Белой гвардии. Вместо рядовых — сержанты, отделениями командуют лейтенанты, взводами — капитаны, ротами — майоры.

В порядке личной инициативы Кравченко списочный состав проводил немалое количество времени в постоянных тренировках, расстреливая завезенные с огромным запасом боеприпасы и совершенствуясь в подготовке.

Хотя, по мнению большинства офицеров, это было всего лишь очередной блажью начальства в лице майора, которому просто нравилось гонять подчиненных. Все равно бой с аборигенами оказался даже более легким занятием, чем учения…

Правда, экипаж подбитого драконом танка с этим мог и не согласиться — танк был отправлен на ремонт, а его экипаж с ожогами и лопнувшими барабанными перепонками — в госпиталь. Благо еще, что драконье пламя оказалось для Т-72 не страшнее попадания заряда из реактивного огнемета, а люки боевой машины были задраены.

Впрочем, больше-то раненых особо и не было, не говоря уже об убитых. Но вот об аборигенов такого сказать было нельзя — даже по примерным прикидкам, в тот день погибло не меньше десяти тысяч человек, и еще примерно столько было ранено. Остальные же сдались в плен, после чего несколько дней хоронили тела погибших товарищей, а теперь время от времени пригонялись на хозработы из лагерей во Владимирске.

Подход был предельно прагматичным. Всегда хватает несложной погрузочно-разгрузочно-копательной работы, на которой можно задействовать неквалифицированную рабсилу. Особенно, если занять эту самую рабсилу, в принципе, и нечем. Да и устранять причиненный ущерб силами самих пленных — абсолютно справедливо.

Сами нагадили — сами теперь и разгребайте.

— Лови сутенера! — послышались где-то невдалеке азартные выкрики и разбойничий свист. — Лови его!

Это, по всей видимости, опять ржали над одним лейтенантом-танкистом, который умудрился при захвате остатков разгромленной колонны противника взять в плен ни много ни мало, а целый полевой бордель.

Естественно, это запомнили.

В принципе, тренировки введенные Кравченко были сущим спасением для личного состава, потому что в отсутствие большого количества тяжелой работы, мужской коллектив стремительно скатывался до традиционного состояния двенадцатилетних пацанов.

— Детский сад — штаны на лямках, — вздохнул Кравченко. — Зря они нам уровень тревоги понизили. Три сотни трезвых идиотов страшнее всего блока НАТО…

— Так ведь вряд ли на нас снова нападут, командир. Или у них тут запас сорокатысячных армий, которые можно тратить до бесконечности?

— Да хрен с ними, с армиями. Меня больше драконы беспокоят.

Появление у противника пусть и такой диковинной, но авиации, вызвало довольно серьезные опасения. Да, как оказалось, танковую броню драконье пламя не пробивает, однако стойкость легкобронированных машин, не говоря уже о тентованных грузовиках, вызывала серьезные опасения.

Так что как ранее был усилен артиллерийский парк базы, теперь точно так же было завезено огромное количество зенитных средств. Кроме уже традиционных «тунгусок», со складов резерва одной из расформированных баз пригнали полдесятка старых, но боеспособных «шилок» и даже две уж вовсе ископаемых ЗСУ-57-2. Проводка в них, правда, практически сгнила, зато пушки могли стрелять, и это было главное. В придачу выгребли все запасы ЗУ-23, рассредоточив их по всей площади базы. Где не хватило — и вовсе расставили «Утесы» и полураритетные ДШКМы на универсальных станках, извлеченные со все тех же баз хранения. Вскоре обещали поставить и «новейшие разработки отечественного ВПК» — снятые с вооружения 57-милиметровые зенитки С-60, которые, по идее, были наиболее дешевым и эффективным средством против местной авиации. Тратить дорогущую — ценой в миллионы рублей, зенитную ракету на цель, что успешно поражалась очередью снарядов, стоимость в несколько тысяч? Вообще не дело. Экономика должна быть экономной, а военная — тем более.