– Да мы привычные, – согласился Валуй.

– Тем более у печи… самое то, бабуля, – поддержал товарища Вадим.

Неожиданно во дворе тявкнула собака.

– Это что еще? – спросил Вадим, прислушиваясь.

Лай повторился.

– Чего? – не поняла старуха.

– Собака во дворе вроде лает, – уточнил десятник, – у тебя же вроде нет псины.

Псина меж тем подала голос громче, а потом, взвизгнув, притихла.

– Как же нету – есть, – утвердила Ходора, – токо пес у меня старый… хромой да глухой…

– Видать, кто-то на него впотьмах наступил, – высказал догадку Валуй.

Бабка прошаркала к двери.

– Хто там еще? – спросила она, приоткрыв дверь.

– Это я, Ходора, – раздался голос из темноты, – Селян Кучма.

– Вот ведь шатаешься по ночам! Токо про тебя вспоминала… легок на помине…

– Да я вот… – раздался голос за дверью.

– Знаю, знаю, зачем пришел. Заходи уже.

Старуха распахнула дверь пошире, пропуская ночного посетителя в избу.

– О, я гляжу, у тебя гости, – с порога приметил Кучма.

Валуй тут же зажег еще одну лучину, свету прибавилось. А Вадим оценивающе оглядел вошедшего. Небольшого росточка мужичонка, в годах, наверное чуть за сорок, а в этом времени вполне можно сказать – в годах. Как и рассказывала бабка, на голове Кучмы красовалась вислоухая шапка, плотно натянутая до бровей. В остальном – ничего примечательного. Старенький, заштопанный кафтанчик, а-ля зипун, до колен и засаленные темные порты. Только заправлены они были в невысокие добротные кожаные сапоги. Такая обувка никак не клеилась с общим видом ночного гостя. И еще Вадим приметил, что чуть справа, под одеждой у него что-то топорщится под кафтаном. Мужик явно что-то прятал…

– Доброго здоровья, – поздоровался вошедший, едва заметно поклонившись, но шапки не снял.

– И тебе не хворать, – ответил за двоих Вадим.

Кучма прошел в дом, а бабка тем временем притворила дверь.

– Щас принесу, чего хотел, – сказала она гостю и пошаркала к печи.

Пока хозяйка ковырялась в горшках и мисках, Вадим продолжал испытующе глядеть на ночного гостя. Тот же, наоборот, отвел взор и колючим взглядом уставился на спящую Квету. Лавка, на которой спал псевдоотрок Есений, была совсем рядом с Кучмой, аккурат по его правую руку.

Вадим прищурился. Ему явно не нравился этот посетитель бабки Ходоры. Но тут как на грех Квета повернулась к ним лицом. Шапка с ее головы упала на пол, обнажив русые косы.

– Так как, говоришь, тебя зовут? – быстро задал вопрос Вадим, чтобы отвлечь гостя от созерцания спящей девушки.

– Что?

– Я говорю, звать тебя как?

– Селян Кучма, – ответил тот, наконец подняв глаза.

– А-а-а, – протянул десятник, – понятно.

– На тебе твой отвар, – вмешалась бабка Ходора, проходя вперед и заслоняя Вадиму обзор.

– Спасибо тебе, Ходора, – принимая и кланяясь, поблагодарил Кучма, – ну я пошел.

– Иди-иди, чего уже, – сопроводила его старуха.

Селян толкнул дверь и обернулся на пороге.

– Прощевайте, – сказал он бабкиным постояльцам, а сам украдкой вновь взглянул на Квету, – прощевайте…

– И тебе всего доброго, – ответил Вадим.

– Ух, – отмахнулась хозяйка, – как появляется у нас, так завсегда ко мне бежит…

– А чего ему надо-то было? – Вадим уселся за стол, уж больно подозрительным ему показался этот тип.

– Да знамо чаво, – Ходора присела рядом, – за отваром прибегал для своей Сияны…

– А что за отвар, бабка Ходора? – не унимался десятник.

– Ну, я погляжу, ты совсем несмышленый, – покачала головой хозяйка, – отвар, говорю, для Сияны, чтобы она от него не понесла.

– А-а-а…

– Вот тебе и а-а-а…

– Понятно, – сжав губы, пробормотал Вадим, – ладно, поздно уже, пора и честь знать.

– Ложитесь, голубчики, ложитесь…

Устроившись на полу подле печки, и ближе к лавке со спящей Кветой, дружинники переглянулись…

– Все, гашу, – предупредила хозяйка и задула лучины.

– Валуй, – шепотом позвал Вадим, дождавшись, когда бабка уляжется и угомонится, – ты это… достань меч из ножен.

– Уже, – так же шепотом отозвался Валуй.

Руби их в песи, круши в хузары…

В ту ночь Селян Кучма так и не дошел до дома своей подруги. На подходе, у соседнего дома, его неожиданно сбили с ног. Упав на тонкий снег, Кучма кувырнулся, пытаясь уйти от очередного удара. Он резко распахнул полы кафтана и потянулся за топором.

– Не балуй! – услышал он над собой гнусавый голос и тут же две пары рук схватили его за ворот.

Голос он узнал сразу, а как было не признать…

Рывком его поставили на ноги.

– Что ты, Бокул, – затравленно озираясь по сторонам, взмолился Селян, – что ты…

– Ты, сука, пошто свои культи навострил? – грозно спросил главарь. – или тебе наше товарищество уже не по сердцу?

Кучма дернулся и что-то жалобно простонал.

– Чего скулишь, сука? Я тебя спрашиваю: ты куда бежать надумал?

– Да я… я… это… навестить только…

– Слышь, Бокул, он к своей крале под титьку собрался, – подал голос другой бродник.

И этот голос узнал Селян, а как не узнать…

– Ну, право, Ростик… я только туда – и сразу же обратно…

– Ты мне тут зубы не заговаривай, – прикрикнул Шибайло.

– Я вас потом обязательно бы сыскал…

– Сыскал бы он, как же, – пробасил еще один член шайки.

Ну и этот голос был Селяну тоже хорошо знаком…

– Черноус, Ростик… Шибайлушко…

– Ведь знаешь, что у нас полагается за предательство? – изрек главарь, словно вынес приговор.

– Братцы, не надо… братцы, что вы надумали… вы же меня знаете… я же с вами, мы же это… я всегда за вас… – Селян извивался в руках бродников, как уж на сковородке, но его держали крепко. Шапка слетела с него, обнажив плешивую голову.

Бокул презрительно плюнул в лицо Кучме.

– Хватит, мужики, его вопли слушать. Черноус, давай веревку!

Бродник мгновенно повиновался. Одной рукой он извлек из-под одежды крепкую веревку и накинул ее на шею обреченного. Заранее подготовленная петля хищно обвила шею и затянулась.

– Постой… постой… – взмолился Кучма, – постой, что скажу…