Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Егора покоробило от слова «легавый». Он хотел ответить резко, но сдержался и просто посмотрел Вере в глаза. Она этот долгий взгляд выдержала. Тогда Якушев нагнулся к ней ближе и тихо спросил:
– А тебя не смущает его появление с пулей в жопе, очевидно, последовавшая затем просьба его укрыть, сумка, набитая деньгами?… Кстати, он ведь ее не оставил, с собой унес? Не смущает тебя лживая история про то, как он спасает кого-то, а кто-то за ним гонится?… Нет?
Вера привалилась спиной к дверному косяку и скрестила на груди руки:
– Не было никакой истории.
Это сказано было твердо и спокойно.
– Понимаю, – согласился Егор. – Своим надо помогать, ничего не выспрашивая?
– Надо! – с некоторым вызовом ответила Вера и глянула оперу в глаза.
С минуту они играли в гляделки, потом Верины глаза налились слезами, а на Якушева вдруг навалилась слабость. Причем навалилась почти буквально, парень физически почувствовал, как что-то давит ему на плечи, и сполз по стенке на корточки. Пистолет Егор выронил из рук.
– Господи! С тобой-то что? – воскликнула Вера и быстро встала перед Якушевым на колени, пытаясь заглянуть ему в лицо.
– Все нормально, – вяло ответил Егор, хотя у него в глазах все рябило и дергалось. Он постарался не завалиться на бок, и это ему удалось. Потом постарался сжать кулак, но с этим уже ничего не вышло.
– Хорош легавый, – усмехнулся Якушев, упершись затылком в стену.
– А может, помиритесь? – тихо спросила вдруг Вера.
Смысл вопроса дошел до Егора не сразу. А потом все же дошло, что все так и считают, будто они со Штукиным просто поссорились. Якушев зарычал и с силой шарахнул головой о стенку. В гипроке осталась вмятина, а за обоями что-то зашуршало. От этого удара он, как ни странно, пришел в себя.
– Помиримся и все распилим по-братски! Тот баульчик! – заорал Егор на Веру. – Слушай меня!
Он оттолкнулся спиной от стенки и тоже встал на колени.
Со стороны это, наверное, смотрелось мелодраматично – мужчина и женщина на коленях друг перед другом. Кто-то, может быть, и улыбнулся бы этой сцене, но Вере и Якушеву было не до улыбок. Расстояние между ними было таким маленьким, что они ощущали дыхание друг друга.
– Слушай меня! – тяжелым шепотом повторил Егор. – Ты историю не знаешь, так я расскажу тебе ее. Она – хуже не бывает! Сейчас в Пушкине лежат на асфальте пять трупов. Среди них один очень близкий мне и моим друзьям человек. Я не говорю, что Штука убил их всех, но хотя бы одного он точно убил! И это был не бой на равных, а бойня… из-за ровно нарезанной бумаги, которую называют деньгами… А еще раньше – не стало Зои… Я бы не хотел рассказывать тебе… Но это Штукин был с ней на том озере.
Вера отшатнулась, но Якушев схватил ее за плечи:
– Вера, я ведь не мразь, чтобы такое на человека наговорить! Скажи – я мерзавец?!
– Нет… – заплакала снова Вера.
– Где он?
Женщина отвела взгляд и, сквозь всхлипы, еле выговорила:
– На свете так мало неплохих людей… Зачем же вы хотите, чтобы их стало еще меньше?!
– Вера, где он?!
Она снова посмотрела ему в глаза:
– А ты… а ты оставишь мне свой пистолет?
– Да, – быстро ответил Егор.
– Отдай, – не поверила ему Вера.
Якушев пошарил рукой на полу сзади себя, нащупал пистолет, подобрал его и протянул Вере. Она аккуратно взяла его и ушла на кухню. Егор прислушался, но ничего не услышал. Он не услышал звука выдвигаемого ящика и скрип двери пенала. Якушев встал, но остался в коридоре. Из кухни вышла Вера и, не останавливаясь, направилась в комнату. Егор насторожился, но она быстро вышла из комнаты и протянула оперу свой паспорт. Якушев сначала не понял, а потом открыл документ на страничке, где ставился штамп прописки. Там были две отметки, одна – нынешняя и предыдущая – с адресом на Московском проспекте. Егор даже вспомнил, что Зоя когда-то рассказывала ему про Верину квартиру в «Русском прянике», оставшуюся от родителей. Подружки иногда устраивали там девичники.
Якушев пошевелил губами, запоминая адрес, потом закрыл паспорт, вернул его Вере и сказал с каким-то горьким сарказмом:
– Нет, я не легавый. Я хуже цветного.
Он быстро прошел на кухню и огляделся. В углу матово блестел шикарный холодильник. Егор подошел к нему, дотронулся, погладил. Потом потянул дверцу – она открылась абсолютно бесшумно. На верхней полке лежал его пистолет. Якушев взял его и засунул за ремень брюк.
– И что мне теперь делать? – спросила Вера, появившись в дверном проеме.
Егор постарался не встречаться с ней глазами и, давя возникшее в душе чувство неловкости, ответил грубо и цинично:
– В холодильнике еще достаточно еды. Приготовь что-нибудь вкусное мужу.
– В таких случаях дают пощечину, – сказала Вера. – Но ты ведь можешь ударить в ответ? Уходи.
Егор ушел. Ему хотелось сказать «извини!», но он не сказал ничего.
После его ухода Вера, конечно, бросилась звонить в квартиру на Московском, но Штукин к телефону не подходил. А его мобильник через несколько минут зазвенел в кармане Егора. Якушев вынул его из кармана, увидел на дисплее высветившийся номер Веры и грустно усмехнулся…
…Когда Юнгеров вместе со своими людьми подъехал к месту бойни у офиса Колесова, там уже было полно народу: милиция местная и городская, сотрудники прокуратуры, эксперты, какие-то журналисты и еще бог знает кто. Все курили, кучковались, звонили куда-то по мобильникам и делали много нужных и ненужных движений.
Какой-то сержант не хотел пускать Юнгерова за обозначенный пластиковыми лентами периметр, но с ним коротко переговорил Ермилов, и служивый отстал. Александр Сергеевич и сам не стал подходить вплотную к машине. Он молча смотрел на высовывающиеся из правой передней двери ноги Крылова и не слышал, о чем его спрашивали оперативники и следователь прокуратуры. Потом Юнгеров повернулся и пошел прочь. Ермилов остался объясняться с сотрудниками. Отойдя на несколько шагов, Александр Сергеевич обернулся и снова посмотрел на неподвижно торчавшие из автомобиля ноги. В горле у него встал ком, и Юнгеров закашлялся, а потом сказал очень тихо:
– Прости, Петр. Прощай… Если б я знал…
Он достал сигарету, а зажигалку ему поднес подошедший Ермилов. Александр Сергеевич затянулся и промычал, не вынимая сигарету изо рта:
– Надо найти Егора. Пока он чего-нибудь не накосорезил.
– Если уже не накосорезил, – поправил Ермилов.
Юнгеров вопросительно поднял брови, и Ермилов пояснил:
– То, что здесь был Штука – известно только со слов Егора. То, что у Егора был мобильник Валеры – может свидетельствовать о всяком. Мобильник можно и с мертвого снять. Штукин-то как раз не знал времени и места передачи денег. А Егор место и время знал, он только про деньги не знал, если ты ему случайно не обмолвился…