Виталий стал трясти тело в своих руках. Ольга была вялой, словно тряпичная кукла. Он ущипнул кожу у нее на животе, и боль заставила ее посмотреть на него. Снова появилась эта гнусная улыбка мертвеца, проглядывающая сквозь обыкновенные с виду мышцы и кожу. Крик снова ударился в ладонь, запечатавшую рот, и ушел глубоко внутрь. Ольга заморгала, чтобы лучше видеть. Взгляд Виталия был никаким, пустым, вернее, опустошенным, какие-то мысли бродили на заднем плане, но оставались чуждыми, непонятными.

Виталий вынул из расстегнутых джинсов эрегированный член, прижался им к животу Ольги. Член был ледяным. Тут она на короткое время потеряла сознание, а потом обнаружила, что Виталий насилует ее, прижав к стене тамбура. От его движений она поднималась и опускалась, в голове плавал туман, и эти минуты почти не отложились в ее памяти.

Потом, кончив, Виталий резко выдернулся. Ольга стала сползать по стене, но он подхватил ее, поставил на ноги. В памяти всплыл его рычащий шепот, приказывающий собраться, натянуть белье и поднять сумки. В носу был резкий запах спермы, вовсе не такой, какой она помнила его при жизни Виталия. Семя это уже не принадлежало человеку. Она думала об этом в состоянии полусна, когда выполняла его приказания. Виталий сказал ей, что теперь все будет в порядке – они добились того, что хотели. У них родится ребенок. Еще он уверил ее, что беспокоиться ни о чем не нужно. Все произойдет само собой, и пускай она не теряет голову.

Виталий спросил, поняла ли Ольга его слова.

Ольга ответила, что на сто процентов.

Виталий отпустил ее, а сам выскочил из вагона. Ольга вынула зеркальце, чтобы осмотреть волосы и лицо. Она нашла, что как будто все в порядке.

Через минуту Ольга задалась вопросом, почему она так долго стоит в тамбуре. Чего ждет? Сейчас электричка тронется, надо садиться. Ольга вошла в вагон. Заняла место у окна. Некоторое время ее преследовал странный знакомый запах, а в голове звучал голос, принадлежность которого Ольга определить не могла.

Как только электричка двинулась, она вернулась мыслями к Вере, и блаженное ощущение свободы отодвинуло все остальное в тень.

Вера встретила ее на платформе, с традиционными воплями и объятиями. Одета она была, как всегда, ярко, напоминая немного несуразную, обабившуюся Барби. Когда они шли к ее машине, Вера трещала без умолку и успевала стрелять глазами по сторонам. Ольга хохотала. Все как всегда – Вера не меняется.

Позже, принимая душ, она заметила небольшой синяк на животе. Откуда он появился, неизвестно. Ольга не придала ему значения, такие мелочи ее не волновали, когда Вера была рядом…

– Так все и было? – шепотом спросила Ольга, глядя на мальчика.

Теперь она сидела, откинувшись на подушки, и была в полной власти существа, которое произвела на свет. Мальчик уселся на нее верхом. Его холодные пальчики гуляли по ее груди, массируя, лаская. Ребенок делал это так умело, как мог бы только опытный мужчина.

– Мой отец сказал тебе, что все будет хорошо. Разве это не хорошо?

Ольга отвернулась со слезами на глазах.

– Так не бывает…

По ее телу пробегали горячие волны, возбуждение нарастало. Мальчик припал губами к одному из сосков и начал пить молоко, как будет не раз с той минуты. Ольга закричала, чтобы выплеснуть свои эмоции. Таких ощущений она еще не испытывала, ничего похожего в ее жизни не встречалось.

В голове не было ни единой своей мысли, Ольга растворялась в этом физическом блаженстве. Напившись молока, мальчик стал снимать с нее одежду. Мать не сопротивлялась. Когда он вытащил из штанов огромный, непропорциональный для его сложения член, Ольга зарыдала. От желания, стыда и страха одновременно.

* * *

Саша приехал в тот день в девять часов вечера. Он выглядел уставшим, глаза покраснели, лицо осунулось, словно он пил три или четыре дня подряд. Но Саша не принимал спиртного вовсе, бросил четыре года назад, после того, как чуть не сбил женщину с маленьким ребенком.

Ольга заметила это его выражение лица, и сердце у нее сжалось. Саша чересчур напрягался в последнее время. Он просто помешался на деньгах и почти жил в своей машине, на которой занимался частным извозом. Глядя на него, Ольга подумала, что в их жизни уже давно начали происходить нехорошие вещи, да только они вдвоем словно ослепли и не замечали очевидного.

– Привет, мышик, – сказал Саша, поцеловав ее в щеку.

В большой комнате видеокассета вошла в прорезь видеомагнитофона, и у Ольги сердце сорвалось в пустоту. Она нарочито громко рассмеялась, обняла его за шею, прижалась к груди.

– Саш…

– Поставь, пожалуйста, чай, пить хочется, – он снял куртку, повесил на крючок, стянул ботинки.

– Саш…

– М?..

Ольга взяла его за предплечье, и он только тогда взглянул на нее, удивленно поднял брови.

Она репетировала про себя большую, заготовленную заранее речь, однако сейчас ей казалось, что это все не более чем чудовищное вранье. Да так оно и было на самом деле. Ей стало страшно и стыдно. Ребенок вытворял с ней такое, о чем она не грезила в своих самых сексуальных сновидениях. И Ольге нравилось.

До сих пор она ходила точно пьяная. Волосы торчали в разные стороны, лицо горело.

– Саш, у нас гость. Ну, он пришел сегодня…

Кажется, ребенок, сидящий в большой комнате, рассмеялся. Ольга затараторила.

– Это мой… племянник, его мои родители отправили к нам погостить… я согласилась. Пусть он у нас поживет некоторое время.

– Что? – спросил Саша. – Ты о чем? У тебя же нет племянников…

– Есть. Как это нет? – Ольга изобразила самое натуральное изумление. Оказывается, она отлично может вешать лапшу на уши.

– Обыкновенно – нет. У брата твоего же нет детей.

– Не у Игоря, а у других!

Саша посмотрел в сторону дверного проема, кусая губы. Отсюда не видно телевизора и кресла напротив него, но можно было заметить разноцветные сполохи от экрана.

– У кого? – спросил Саша.

– Это не родной мне племянник. Двоюродный.

– Почему отец с матерью себе его не взяли? Они ведь одни живут.

Ольга улыбнулась. Страх делал ее гораздо более талантливой.

– Ну я не знаю, а просто попросили… Ну раз просят… Я его видела как-то, когда ему было полтора года.

– А сейчас сколько?

Саша не был склонен так легко сдаться. Он смотрел на Ольгу со злостью. Вторжение в их частную жизнь ему вовсе не нравилось.

– Сейчас семь лет, – сказала Ольга.

Она ненавидела врать, особенно близкому человеку, однако иного выхода не было. Мальчик убедил ее рассказать Саше эту историю, а остальное, по его словам, он берет на себя.