Сыщик с жандармом судили и рядили, но никого лучше Азвестопуло не нашли. Служивого человека под пули не пошлешь. Точнее, пошлешь, и пойдет он как миленький выполнять приказ. Но ведь надо и совесть иметь.

Времени на подготовку оставалось мало. Алексей Николаевич поднял трубку аппарата:

— Барышня, пожалуйста, восемь-три[57]. Алло! Здесь Лыков. Соедините меня с коллежским асессором Азвестопуло. Да, он в моем кабинете.

В трубке долго щелкало, потом послышался веселый голос помощника:

— Тута я! Слухаю.

— Потомок аргонавтов! Приезжай к Дмитрию Иннокентьевичу, мы с ним в кабинете помощника начальника ЖПУЖД. Маузер свой прихвати.

— Ого! Будем им орехи колоть, или что посерьезнее?

— А трость с серебряным набалдашником не бери, у тебя сегодня роль попроще.

— Я и генерала могу изобразить.

— Не сомневаюсь, — фыркнул шеф. — Только у нас лампасов нет.

— У Тубе займите, он даст.

— Разговорчики в строю! Лети быстрее ветра!

Ночью Лыкова разбудил телефон. Он дошлепал босыми ногами до «эриксона», снял трубку и услышал взволнованный голос Кошко:

— Алексей Николаевич! Извините, что так поздно, однако новости чрезвычайные.

— Слушаю, Аркадий Францевич. Вы хотите сообщить, что три подозреваемых сбежали из-под надзора охранного отделения?

— Как вы догадались? — спросил москвич после паузы.

— Бандиты выехали к нам. Мы готовим им ловушку. Так что спасибо за звонок, все идет по плану. Доброй ночи!

Утром следующего дня Азвестопуло ходил по управлению, привыкал к форме. Его перекрасили в блондина и наклеили усы и бороду «а ля Николя»[58]. Грек тут же выгнул ноги колесом и стал похож на бывалого кавалериста. Он вставал во фрунт перед каждым офицером и отдавал честь. Те козыряли в ответ, не подозревая о маскараде. Годится!

А вечером в поезде устроили засаду. Лыков с Запасовым заблаговременно спрятались в купе возле уборной. На двери повесили бумажку с надписью: «Холерный больной. Карантин. Не входить». Артельщик алафузовских заводов под охраной Сергея ехал через два купе от них. Парень был не робкого десятка: усмирял боксеров в Китае, воевал с японцами. Ему сказали, что возможно покушение на грабеж. Он вынул из-за ремня «смит-вессон» и крутнул барабан:

— Пусть попробуют.

Запасов хотел сунуть в вагон еще парочку переодетых жандармов, но статский советник запретил. Чем больше людей в засаде, тем легче их заметить.

Поезд на Казань шел через Москву и Нижний Новгород. На родине сыщика пассажирам предстоял переезд на другой берег Оки. Там они должны были сесть в поезд до станции Ромоданово, где оказывались на казанской ветке. Такой сложный маршрут, с пересадками, полицейские предложили алафузовцам сознательно, в качестве приманки. В просьбе содержался значительный риск. Вдруг нападение будет успешным? Тогда изготовители брезента выставят счет правительству. Сами нас попросили, сами прошляпили, теперь вертайте наши деньги… Зуев, разумеется, не взял на себя ответственность, и Лыкову пришлось решать этот вопрос с самим Столыпиным. Тот вышел на пять минут с заседания Совета министров, выслушал вполуха, переспросил сумму. Затем уточнил:

— А без этого нельзя?

— Можно, но шансы, что бандиты клюнут, будут меньше.

— Я распоряжусь.

И убежал, не прощаясь.

В результате получилось, как хотел Лыков. Он не стал гримироваться, только вставил монокль, а лицо закрыл кисейной повязкой — изображал доктора. Запасову досталась роль больного. Переговаривались они шепотом.

Алексей Николаевич считал, что на артельщика нападут около Москвы. Дмитрий Иннокентьевич говорил про три часа утра, когда больше всего хочется спать. Оба допускали, что скоки поступят умнее и дотерпят до Нижнего Новгорода. Там при переезде с вокзала на вокзал грабить удобнее всего! Однако «Альфа» рассудила по-своему. И напала уже в Малой Вишере.

Лыков услышал выстрелы в коридоре, выхватил браунинг и выскочил наружу. Следом полез Запасов, больно пихая сыщика револьвером в спину. Они увидели трех человек, замотанных в башлыки так, что лиц было не видать. Экспроприаторы стреляли в дверь того купе, в котором ехали Азвестопуло с артельщиком.

Боясь за жизнь помощника, Алексей Николаевич поторопился. Он свалил ближайшего, но двое других среагировали мгновенно. Скоки развернулись к засаде и открыли ураганную пальбу в ответ. У каждого было по два револьвера, и свинца вылетело много. Лыкова чиркнуло по уху, потом обожгло шею. За его спиной вскрикнул Запасов. Не выдержав огня, оба спрятались обратно в купе. Дмитрий Иннокентьевич прижимал платок к виску — его ударило по касательной. Нападение так и так сорвалось, не имело смысла лезть под пули. Когда через двадцать секунд сыщик с жандармом высунулись, они, как и ожидали, не увидели бандитов. Пустой коридор, а дверь к артельщику вся испещрена навылет…

— Я же одного свалил, — удивился Лыков. — Где тело?

— А вон кровь на полу, — кивнул Запасов. — Они его забрали. Догоним! С раненым далеко не уйдут.

Но вышло по-другому. В коридор, пошатываясь, вышел артельщик; из плеча его хлестала кровь.

— Сядь на пол! — приказал ему Алексей Николаевич. — Я перевяжу.

— Меня не надо… вы лучше его…

Лыкова словно обухом ударили. Он шагнул в купе и увидел Сергея. Тот лежал по диагонали, лицом вверх, с таким заинтересованным выражением, словно внимательно что-то высматривал на потолке. В груди напротив сердца чернела дыра.

Сразу стало не до погони. Деньги удалось отстоять, но какой ценой! Лыков быстро перебинтовал Сергея. Он сумел остановить кровотечение. Но при этом выяснил, что пуля не вышла из спины, а застряла где-то в теле. Видимо, она ударила в лопатку и остановилась. Из прострелянного легкого шла кровавая пена. Азвестопуло потерял сознание, а потом почти перестал дышать.

Другой на месте сыщика, возможно, впал бы в отчаяние и наделал ошибок. Но Лыков многого насмотрелся смолоду на турецкой войне. И сам выжил после полученного там смертельного ранения. Поэтому он не думал ни о чем, а действовал как автомат. На станции коллежского асессора вынесли на платформу, артельщик смог выйти сам. Запасов нес вализу с деньгами и воинственно размахивал револьвером. По счастью, тут же подошел пригородный поезд на Петербург, и раненых погрузили туда. Со станции отбили телеграмму, и на Николаевском вокзале их встречали кареты скорой помощи. Под утро Азвестопуло сделали операцию в Михайловской больнице баронета Виллие. Врачи извлекли пулю, которая прошла в миллиметре от сердца. Хирург сказал Лыкову:

— Дальше как Бог решит.