Что все это значит для нашего понимания христианской добродетели? Ответ прост: та жизнь, к которой Иисус призывал своих последователей, — это жизнь Царства (точнее сказать, жизнь предвосхищения Царства), которая делает людей агентами Царства с помощью средств Царства. Мы можем ее кратко описать словами из Первого послания Петра и Откровения, которые перекликаются с призванием Израиля: они должны стать царями и священниками. Привычки и навыки сердца и поведения, к которым они призваны, предвосхищают Царство Божье, которое все исправит и очистит наш мир, чтобы он мог стать местом обитания славы Божьей. И это уже начинает происходить в сердцах, умах и жизни этих людей.

Центральное место здесь, конечно, занимают крещение, которое говорит о том, что Бог омывает и обновляет (обновляет сердца, обновляет Завет), и хлеб и вино Евхаристии, которые говорят об иудейской Пасхе, о смерти и воскресении Иисуса и также о возобновлении завета. Эти коллективные практики, формирующие привычки сердца учеников Иисуса, дают основу для формирования привычек сердца, ума, тела и взаимоотношений, которые отражают telos Царства и свидетельствуют о стремлении к teleios, «совершенству», — таких привычек, как кротость, миротворчество, чистота сердца (снова!) и других, о которых Иисус говорил в начале Нагорной проповеди.

Иисус призвал людей участвовать в его задаче — способствовать наступлению Царства — и разделить с ним расходы на эту работу. Этот призыв красноречиво говорит о том, сколь революционны христианские представления о добродетели, и о том, что для христианина добродетель есть действие благодати, а не качество, которое он обретает автоматически, с легкостью или без христианского варианта тех нравственных усилий, о которых говорили языческие мыслители. Иисус ставит перед нами куда более великую задачу, чем Аристотель, но в целом это обогащает представления древних языческих мудрецов, хотя они сильно видоизменяются, оказавшись в христианском контексте. И это, как мы увидим, есть та основа, на которой можно осуществлять более широкую задачу Царства Божьего.

Прежде чем мы двинемся дальше, нам следует решить один практический вопрос. Вероятно, многие люди, читающие главу об Иисусе и добродетели, ожидают, что мы будем говорить о самом Иисусе как великом образце и примере. В конце концов, разве он не пришел на землю (думают они), среди прочего, и для того, чтобы показать нам, как жить?

Тут уместен встречный вопрос: принесет ли нам пользу такая дискуссия — если она вообще возможна?

В каком–то смысле она нам мало поможет и, вероятно, окажется невозможной. Взять Иисуса как образец нравственной жизни — это все равно что брать пример с Тайгера Вудса, играя в гольф. Даже если я начну прямо сегодня и буду упражняться по восемь часов ежедневно, вряд ли стоит ожидать, что я достигну мастерства Вудса; и есть множество людей с натренированными мышцами помоложе меня, которые стараются этого достичь изо всех сил, но и у них ничего не получается. Подобным образом, когда мы смотрим на Иисуса — на это изумительное сочетание мудрости, нежности, находчивости, сдержанного юмора, терпеливого отношения к неразумным последователям, смелости при столкновении со злом, самообладания при встрече с различными искушениями (причем, как сказано в стихе 15 главы Четвертого Послания к Евреям, он, будучи, подобно нам, «искушен во всем», не впал в грех), — большинство из нас, кроме разве что самых гордых и амбициозных людей, почувствует себя никем. Это все равно что смотреть на Тайгера Вудса, когда он бьет по мячу — только Иисус опережает нас куда сильнее.

Более того, тенденция смотреть на Иисуса как на образец нравственной жизни нередко увеличивает дистанцию между вестью о Царстве Божьем и значением смерти и воскресения Иисуса. Нас может воодушевлять мысль о том, что Иисус явил нам наивысший образец хорошо прожитой жизни, но по сути эта идея слишком безопасна: она заслоняет собой куда более опасную мысль — что Бог действительно придет преобразовать эту землю, включая нас самих, силой и правдой небес — и позволяет забыть о том, о чем говорят все четыре Евангелия: что этого можно было достичь только через ужасающую смерть Иисуса. Иисус как «нравственный образец» — это удобный Иисус, нечто вроде талисмана, приносящего счастье. Мы смотрим на него с воодушевлением и хотим подражать ему (разумеется, до определенного предела, и, конечно, он простит нам, что мы не следуем дальше, потому что он такой милый и добрый). Если бы так! Если бы нам было достаточно только лишь доброго примера, мы не жили бы в таком дурном состоянии, о котором говорил сам Иисус и некоторые христиане.

Такому отношению к Иисусу противостоит великая традиция: Иеремия, напоминавший о лукавстве сердца, Иоанн Креститель, говоривший, что топор уже лежит у корня дерева, Павел с его словами о том, что если бы Закон давал оправдание, Мессии не нужно было бы умирать, Амвросий, Августин, Лютер, Кьеркегор и множество других. И разумеется, в этот ряд можно поставить и самого Иисуса. Он не говорит: «Вот как надо жить, делай как я». Он говорит: «Царство Божие приближается; возьми свой крест и следуй за мной». Только почувствовав разницу между этими двумя задачами, можно понять суть Евангелия и увидеть тот корень, из которого растет возрожденная добродетель.

Тем не менее Новый Завет хотя бы в одном предлагает нам смотреть на Иисуса как на образец и следовать его примеру. И самое удивительное, что речь здесь идет не о «стандартной» добродетели, получившей новый смысл в жизни Иисуса, но о таком его качестве, которое раньше никто не мог себе хотя бы вообразить, — а именно, о прощении людей, которые его пытали и распинали (Лк 23:34). Иудейская традиция, как и традиция языческая, предполагала, что в подобных обстоятельствах страдалец должен просить Бога обрушить его гнев на головы мучителей, об этом мы читаем в Маккавейских книгах, рассказывающих об ужасных пытках, и в других местах. И здесь Иисус, в полном согласии с Нагорной проповедью, действительно служит примером — и это вовсе не пример преодоления обычных искушений, но нечто совершенно иное:

Далее идут слова об искупительном значении смерти Иисуса, но суть приведенного нами текста иная: это совершенно новый тип поведения, никому доселе неведомый ни на практике, ни в теории. Внимательно посмотрите на Иисуса и делайте так же, как он. И история первых христиан показывает, что последователи Иисуса именно так и поступали, начиная с первого мученика Стефана (Деян 7:60). Достаточно почитать повествования о великих Маккавейских мучениках, которые яростно проклинали своих палачей, или некоторые стихи псалмов (например, 57:7–10; 68:23–29), чтобы понять, насколько такое поведение необычно.

Вероятно, в этом же смысл слов Павла о «подражании Мессии» — или, по меньшей мере, о подражании Павлу, который, в свою очередь, подражает Иисусу. Так, в Первом послании Коринфянам Павел говорит: «Подражайте мне, как я подражаю Мессии» (11:1), — подводя в этом месте итог предыдущему разговору о том, что не следует становиться соблазном для брата, потому что мы должны не угождать себе, но заботиться о пользе других (1 Кор 10:32–33). И любопытно, что нечто подобное происходит и в Послании к Римлянам: