Из ангара донеслась возня, и я поспешила на звук. Оперлась рукой о стену, и ладонь провалилась в дерево. Несколько секунд я потратила на изучение нового фокуса: рука легко проходила сквозь стену. Сразу вспомнилось, как Женька, захлёбываясь, вещала о вне телесных путешествиях, даже книжку купила, в которой приводилась пошаговая инструкция выхода в астрал. Наверное, если бы последовать тем советам решила я, а не Женя, у меня бы получилось. Я шагнула сквозь стену.

Ох, ё.

Двое плечистых парней лениво пинали ногами скрючившегося на полу черноволосого мальчишку.

— Я велел тебе не попадаться мне на глаза, урод черномазый

— Подкидыш позорный, — поддержал второй.

— Что ты у нас забыл? Тебе здесь не рады. Вали в свою обезьяногутию.

Каждая реплика сопровождалась тычком. Даже не знаю, что страшнее, когда бьют на эмоциях или вот так, расчётливо-издевательски. Мальчишка прикрывал голову, крутился, стараясь избежать самых опасных ударов, упрямо молчал, но стало заметно, что сопротивляется из последних сил. Старший ткнул мальчишку мыском по голени последний раз:

— Фу, обезьяныш, я об тебя запачкался. Надеюсь, урок усвоен?

Не дождавшись ответа, парень самодовольно усмехнулся, развернулся и неторопливо направился к выходу. Второй последовал за ним, но у порога притормозил, оглянулся:

— Рожа, нигутская, папочке пожалуйся! — с улицы донёсся хохот, каким гогочут люди, не обременённые интеллектом.

Мальчишка со свистом выдохнул, резко поднял голову. Лицо разбито, с губ течёт смешанная с кровью слюна, под глазом наливается фингал. Полным звериной ярости взглядом сквозь меня смотрел Шарх лет шестнадцати. Картинка растаяла, как сосулька, попавшая из морозилки на сорокаградусную жару. Я очнулась в номере отеля и невольно вздрогнула. Прямо на меня внимательно смотрел Шарх взрослый. Той ярости, что досталась избивавшим его парням, не было, а вот готовность вцепиться в добычу и рвать зубами была.

— Вы что-то видели, Аля?

Неудобно о подобном напоминать, наверняка воспоминания болезненные. Я прикусила губу, подбирая слова. Начала с описания особняка и дощатого строения, вспомнила чёрную кошку, упомянула двух лбов.

— Кажется, я понял, что именно вы видели. Аля, не стоит щадить мои чувства. Сейчас важнее научить вас эффективно использовать дар.

— Я видела, как они вас избили.

— Их любимое развлечение, — у Шарха заиграли желваки, однако он моментально взял себя в руки и кивком показал, что готов продолжать.

— Сочувствую, — вырвалось у меня.

— Не стоит. На долю сотен тысяч подростков выпадают гораздо большие ужасы. Мне не на что жаловаться на судьбу.

— Простите, что лезу, но… Почему ваш отец позволял подобное? — если бы кто-то только замахнулся на меня, братья бы ему все рёбра пересчитали, а папа бы ещё от себя добавил. Не заступиться за своего ребёнка — дикость какая-то. Уму не постижимо.

Меньше всего я ожидала, что Шарх улыбнётся, причём искренне. На несколько секунд его лицо стало открытым, а взгляд по-доброму ироничным.

— Полагаю, если я не отвечу, вы и сами посмотрите, — он хмыкнул и вновь посерьёзнел. — Вы правы, мне пора рассказать о себе чуть больше, особенно о семье, потому что завтра мы едем в гости к моей прабабушке.

Час от часу не легче.

— Шарх, я не ослышалась? Вы сказали «прабабушка»?

— Именно. Ей сто с лишнем лет, поговаривают, что скоро исполнится двести, но это, конечно, враки. Точный возраст не знает никто, возможно, даже она сама. Бабуля пережила четырёх мужей, многих своих детей и даже внуков. Её ум также остёр, как и прежде, а дар ещё сильнее. Я хочу, чтобы она на вас посмотрела. Уверен, вам будет, о чём с ней поговорить.

Я оторопело кивнула.

— Что касается меня… Чтобы было понятней, начну издалека. Аля, представляете, чем отличается медик, получивший полноценное образование, и травник, лечащий народными методами?

— Вполне.

— Наука объяснила природу магии, и через три года в Лафандии было создано первое учебное заведение, выпускающее дипломированных магов. В Нигутии по-прежнему науку считают чем-то пустым, и обучение идёт по-старинке, от учителя к ученику. Лафандский подход, конечно, эффективней, он комплексный, но это не значит, что у нигутских магов нет секретов, неизвестных лафандцам. Мой отец приехал в Нигутию учиться. Подробностей, как он познакомился с матерью, не знаю. Она согласилась его обучать при условии, что он будет с ней жить. Зачем ей это понадобилось? Теряюсь в догадках. Возможно, он ей просто понравился. Я родился, секреты кончились, отец вернулся на родину. Ранние годы в памяти не отложились. Первое осознанное воспоминание — мы с матерью в дирижабле. Она решила, что мне нужно учиться, отвезла к отцу, отдала с рук на руки и сразу же уехала. А у отца законная жена. Я помню разразившийся скандал, помню, как мачеха швырнула в меня тяжёлой вазой. Отец заслонил. Он ведь, когда я родился, из-за матери был вынужден признать меня и дать свою фамилию. Я жил в кошмаре почти год, учился. И учился не столько счёту и письму, сколько поведению за столом, умению взяться за ложку с правильного конца, умению дать сдачи, — Шарх говорил ровно, без эмоций, словно рассказывал не о себе, а о ком-то чужом.

— Но ваш отец, он же не мог не видеть, что происходит.

— При нём меня не трогали, без него — шпыняли, а он предпочитал не замечать. Несмотря на признание я был нежеланным ребёнком. Через год меня отослали в лицей-интернат, и наступило затишье. Не сразу. Первый месяц меня пытались задирать. Несколько сломанных носов, и сокурсники решили, что я для них больше не существую. Я оказался в изоляции, но меня устроило. Кошмар возвращался на летних каникулах. Мой внешний вид расстраивал мачеху, поэтому надва месяца я отправлялся не домой к отцу, а в загородное имение к дяде. Два крепыша, которых вы видели, мои двоюродные братья. После лицея я учился в Первом институте магии, снимал квартиру, благо деньгами отец снабжал, будто откупался. Я отметил своё совершеннолетие, доучился оставшиеся курсы и рванул, как мне казалось, домой — к маме.

По прозвучавшей в словах горечи, я догадалась, что по приезду Шарха ждало крушение надежд и очередное разочарование.

Пауза затягивалась. Шарх скривился. От переносицы вверх лоб пересекла глубокая морщина.

— Я приехал домой и узнал, что мамы нет уже несколько лет, подхватила лихорадку и сгорела в два дня. Встреча на состоялась.

— Мне очень жаль. Простите, Шарх, этот разговор был плохой идеей.

— Рано или поздно этот разговор должен был состояться. Почему бы и не сейчас? И, Аля, прекратите меня жалеть. Это… бесит!

Прекратить так прекратить. Шарху виднее. Следующий вопрос я постаралась задать как можно небрежнее:

— Новые родственники вас не приняли?