С этого-то и начался непосредственно разговор. Но я бы под страхом смертной казни или увольнения не призналась, что вернуть свою семью стало несбыточной мечтой. Нет уж, проще делать вид, что наши с Лешкой пути давно разошлись, а чувства угасли, и сейчас я просто хочу быть ближе к ребенку. Хотя ничерта они, конечно, не угасли. Тлеют внутри маленькие угольки, и тлеют долго, болезненно. Я забросила книги, фильмы, музыку. Единственным развлечением, самым захватывающим сериалом и любимой историей стали фантазии о том, как мы могли бы быть вместе.

– Ты точно не собираешься домой? – спрашивает Алевтина. – Могу подбросить.

– Нет, я займусь елкой в кабинете начальства.

– Елкой?

По ее лицу я понимаю, что она совсем мне не верит. Наверняка боится, что я снова просплю работу, всю ночь, проведя в объятиях бывшего мужа на его офисном диване.

– Бросьте, Каренин уехал. В офисе только охрана. Я закончу с елкой и поеду домой. Мне не нравится там. Холодно и скучно. Здесь красивый вид, есть чем занять голову и руки и…

Я трясу небольшой жестяной коробочкой с кофе.

– Хорошая кофемашина.

– Ладно, – наконец со вздохом машет рукой женщина. – Как знаешь. Но вот тебе мой совет – не пропадай на работе, вместе с тобой пропадает жизнь.

Жизнь… если бы она была. Безмерно тоскливому вечеру в компании пустой холодной квартиры я всей душой предпочту наряжать елку в офисе с панорамными окнами, видом на город и… горячими воспоминаниями о бывшем муже.

Прежде, чем взять коробку со всякой новогодней ерундой, я разрываю пакет с новой формой для обслуживающего персонала. Хм-м-м… почему у меня возникает ощущение, что Алевтина ненавязчиво пытается подтолкнуть меня к Каренину? Ибо короткое темно-зеленое платье уж точно не смотрится униформой уборщицы. А как я буду в нем мыть пол?! А протирать плинтус? Безумие какое-то.

Придется поговорить с Лешкой. Раз уж он придумывает мне новые задания.

Хотя в последние несколько дней он удивительным образом отказался от трудоголизма: приходит около девяти и уходит в шесть, вместе со всеми. Теперь ясно, что наверняка он отдал Темку в садик и не может больше задерживаться на всю ночь. Интересно, что там с Жанной?

Нет! Нет! Я поклялась больше не совать нос в жизнь бывшего мужа. Я должна быть очень осторожной, и… есть еще одна причина, по которой я хочу задержаться в офисе. И это компьютер. Упаси бог, не Лешкин, конечно. В комнате для персонала стоит небольшой стационарный комп с МФУ, где я печатаю объявления или сканирую накладные на всякие расходники. Я очень хочу нарыть максимум информации о Вадиме. Из головы никак не выходят вопросы, которые он задавал и то, что сказала Алевтина.

Зачем он так живо интересовался, все ли у нас кончено с Лешкой и приглашал на обед, хотя видел нас в кабинете? И не только в кабинете – он ведь был и в отеле.

Я пыталась убедить себя в том, что это лишь ревность, и Вадим испытывает ко мне чуть больше, чем симпатию. Но все равно решила проверить. И сейчас собираюсь сначала сделать себе кофе, затем заняться украшением начальственного кабинета, благо сегодня в приемной и у Лешки установили по небольшой пушистой елке. А потом, когда в здании окончательно никого не останется, сесть за комп и немного покопаться в сети. Не будет лишним изучить профили Вадима в соцсетях и то, что найдется в поисковике по его фамилии.

Просто потому что однажды я уже недооценила мужчину, которому очень нравилась. И чуть не поплатилась за это целым миром. Отделалась парой шрамов, ночными кошмарами и холодным одиночеством.

Офис новый, и вся новогодняя ерунда тоже новая. Удивительно, но она даже рождает новогоднее настроение. Я живу надеждой, что Артемке передадут игрушку, хоть это и не очень честно: втайне я надеюсь, что сын поймет, от кого подарок. И что он еще помнит меня и, возможно, ждет.

Когда я захожу в кабинет Лешки, то ошеломленно останавливаюсь посреди помещения. Меня сбивают с толку две вещи. Первая – запах. Удивительный запах хвои, снежного леса и праздника, который наполняет все вокруг. Это не ароматизатор, не саше и не капли эфирного масла, это настоящая ель в небольшой кадке. Припорошенная снегом, высотой в метр с небольшим, но ель!

А вторая – Лешка. Он лежит на диване, задумчиво смотрит в потолок и выглядит… как-то странно.

– Я думала, ты уехал.

– Я уехал. А потом вернулся.

– Зачем?

– Привез елку.

– Зачем? Утром ведь ребята поставили искусственные.

– Мне захотелось настоящую.

– Она классная. Я в восторге. Не возражаешь, если я займусь новогодним декором? Алевтина повесила его на меня.

– Знаю, – усмехается Каренин. – Это я велел.

– Зачем?

– О-о-о, это проявление моего коварства. При всей безусловной замечательности Алевтины, при ее высоком профессионализме, преданности, уме – и так далее, у нее вкус – как у сценического образа Филиппа Киркорова. Не пойми меня неправильно, я уважаю Филиппа Бедросовича как артиста, но совершенно не готов работать в окружении э-э-э… всех цветов его настроений.

Я хихикаю, представляя себе сверкающий блестками, перьями и гирляндами офис.

– Поэтому я поставил условие – европейский стиль. Ну и намекнул, что ты неплохо в нем разбираешься.

– Но я в нем не разбираюсь.

– Боже, Лиза, просто наряди елку рядочками одинаковых шаров и обзови ее европейской. Клянусь, я не выдержу гигантских серебристых букв «Пришла зима нарядная» на стене в коридоре.

– Окей. Сделаю что смогу.

И все же мне кажется, с мужем что-то не то. Хотя главное «не то» заключается в том, что я продолжаю называть Лешку мужем, с завидной регулярностью забывая добавлять «бывший». И еще мне очень хочется украдкой на него смотреть. Поэтому я делаю это то в отражении стеклянных серебряных шаров, то делая вид, будто наряжаю заднюю часть елки.

Наконец решаюсь спросить:

– Ты точно в порядке?

И тут он достает из рубашки градусник! Обычный ртутный градусник, который я не заметила, когда вошла! Смотрит на него, хмурится – и едва заметно морщится, будто от головной боли.

– Ты заболел? – как идиотка спрашиваю я.

– Подпростыл.

– Тебе надо домой. В постель, чай с лимоном и таблетку ибупрофена.

– Не могу. Там Темыч только выписался в садик после простуды. И мама, которая панически боится простуд. Ну, ты помнишь ее.

О, да, я ее помню. Кажется, Лешку ввергает в печаль не столько простуда, сколько перспектива проводить вечер в компании матери. Хотя Артемка всегда любил бабушку. Значит, вот кого вызвали на замену няне.

– Дай сюда, – со вздохом я забираю градусник. – Ого, тридцать восемь и восемь?! Ты что, сосульки ел?! Что у тебя болит?