И все… вот она правильность. Пусть в его мире, Давиду нужно внедрить меня среди всего того, что окружает. Но в моем он мой муж. Законный.

Утром я не слышала, как он ушел. Проснувшись, вторая сторона кровати была холодной. Не представляю, как он вообще умудрился глаза раскрыть в рань, ведь когда я закрывала глаза засыпая, на часах, было почти шесть утра.

Потянувшись, я ощутила не очень приятную боль в мышцах. Они отвратительно тянули и ныли, что я простонала. А когда поднялась на ноги, захотелось упасть обратно и не вставать неделю.

Но мне хотелось в туалет, кушать и вообще, хотелось подышать воздухом.

Спустилась на кухню. Оливер уже творил что-то вкусное. В гостиной Настя прибиралась. Охрана на улице. Удивительно, но к этому дому я привыкла гораздо быстрей, чем к тому, где мы поселились с родителями.

Точно, я хотела с мамой увидеться.

Набираю ей и жду ответа, встав у окна.

– Алло, дочка, привет.

– Привет. Ты как?

Замечаю во дворе на одну машину больше и думаю, почему их сегодня так много. Неужели…

Но додумать не дают обнимающие вдруг руки.

– Ах… – от неожиданности роняю телефон, повернувшись к мужу. – Ты дома?

– Решил сегодня никуда не ездить.

– Я рада, – улыбаюсь ему, когда на мои губы опускаются его и крепко целуют.

– Ты с кем-то говорила?

– Точно, – вспоминаю про телефон и понимаю его включив. – Я позвонила маме. Хотела с ней увидеться.

– Жду тебя в столовой, – оглаживает талию и уходит, а я смотрю на удаляющуюся спину.

Кажется, я влюбилась в своего мужа.

Перезваниваю маме. Договариваюсь о встрече на завтра в городе. Раз сегодня Давид остался, значит, хочет провести со мной время. Не могу же я взять и уехать. Тем более, с мамой хочется не быстренько посидеть, а погулять и вдоволь наговориться. Рассказать о своем счастье.

Позавтракали с ним, постоянно обмениваясь заигрывающими взглядами, и Давид отвлекся на телефонный звонок, уйдя в кабинет. А судя по его настроению, пока он слушал молча собеседника, ему там говорили не о самом приятном.

Вышла в сад. И опустилась под ярким августовским солнцем на самую первую скамейку.

– Решила позагорать? – раздается среди тишины, нарушаемой легким ветром его голос.

– Напугал, – приоткрываю глаза, в которые сразу бьет солнечный свет. – Ты как?

– Проблема небольшая. Решу, – он садится рядом и притягивает к себе на колени боком. – Чем хочешь заняться?

– Не знаю.

– Может, в бассейн?

– А он тут есть? – удивленно смотрю на него, решив, что он говорит о поездке куда-то.

– Ну да, на нулевом.

– А я и не знала.

Хмыкает и смотрит, улыбаясь.

– Ну что? Я правда даже не догадывалась о его наличии.

– Плавать-то умеешь?

– Конечно.

– Тогда пошли. Купальники не приветствуются, – тянет за руку.

– Тогда не пойду. У меня до сих пор все болит, – еле топаю за ним.

– Переболит. Трогать не буду. Зато сама можешь меня трогать.

Ничего не отвечаю, потому что понимаю, что он имеет, ввиду.

Пока еду с Каримом в центр города на встречу к маме вспоминаю то, что мы вчера с Давидом устроили в бассейне и краснею. С каждой минутой покрываясь новым слоем стыда.

– Иди ко мне, – подозвал плавающую меня чуть дальше от мужчины, расположившегося в углу на кафельных ступенях, по пояс в воде.

Подплыла и тут же попала в его сильные руки, которые обнимали так, что я могла расстаться с жизнью уже через минуту. Но все это страсть, вожделение, нежность.

Я была маленькой и хрупкой, и мне нравилась эта девушка.

Мне пришлось выйти из воды, и прохладный воздух заставил кожу покрыться миллионами мурашек. Давид не разрешил входить в воду в купальнике.

– Да пожалуйста, – скинула с себя обе его части и, оставшись голой, я прыгнула в воду, а когда вынырнула, увидела восхищенные глаза мужа.

Он смотрел на меня, а я пропадала.

В такие моменты я интуитивно чувствовала… если не любовь, то что-то очень на нее похожее.

– Холодно? – спросил, щипая соски, которые были тугими и торчали как антенны, направленные на мужчину.

– Очень, – шепнула и сама прижалась к нему, чтобы согреться.

Его руки были всюду. Но промежность не трогали, точнее, не проникали, а только гладили, словно извинялись за то, что было прошлой ночью. А я изнывала, помня то удовольствие, которое испытывала, забыв уже о боли.

– Нет, мышка, нельзя, – словно поняв меня, Давид опустил одну мою ладонь на свой вставший, возбужденный орган.

– Ты хочешь…? – выговорить то, о чем я подумала, у меня не вышло, но он, итак, понял мои мысли.

– Приказывать не буду, только если сама пожелаешь, – и с этими слова, большой палец скользнул по моим губам, а я в знак согласия лизнула кончиком языка его.

Он шумно выдохнул и вылез из воды, а я разместилась между его ног совершенно не зная, что конкретно буду делать с этой дубиной. Но я была обязана доставить удовольствие своему мужу. Даже потому, что и сама этого очень хотела.

В руке он ощущался как скалка для теста. Наверное, услышав мои сравнения его члена с предметами быта, Давид долго смеялся бы, но что поделать, если я так его видела и ощущала. Вот только он был горячим и чуть влажным еще от воды.

Моя рука словно сама знала направление и двигалась вверх и вниз.

– Давай, девочка… – он дышал словно через раз, и я ликовала, потому что я была той, что заставляла этого грозного мужчину теряться в ощущениях.

Коснувшись языком его плоти, не ощутив отторжения и брезгливости, я лизнула его, а после обхватила слегка губами, поняв, почему это сравнимо с сосанием чупа-чупса. Только если очень большого размера.

Губы прилипали к нему и я, догадавшись, добавила слюны, надеясь, что Давид этого не видел.

Так определенно было лучше. Удобней.

Я скользила по длине, доходя лишь до середины, потому что мешал никуда не девающийся язык. Но мужчина не давил, не выказывал недовольства. Я слышала только тихий и крепкий мат. А значит, все шло хорошо.

– Умница… Чуть глубже заглоти.

Но мне никак не удавалось, и я просто нарастила темп расстроившись. Решив, что он недоволен, стоило мне обрадоваться, что ему этого достаточно.

Настроение сразу снизилось. Потому что я начала думать совсем о другом. О девушках, которые, наверное, умели многое, если не все. И что он сам, скорее всего, сравнивает с ними мои дурацкие попытки быть лучше.

И пусть Давид говорит каждый раз, чтобы я не сравнивала себя с ними, сейчас я была расстроена. Но все равно усердно старалась