– Что, не будешь забирать машину-то? – уже совершенно миролюбиво, как старую знакомую, приветствовал меня сторож, когда я выходила со стоянки.

– Нет, сегодня не буду, – дружелюбно улыбаясь, ответила я. – Просто нужно было вещи кое-какие взять. Срочно.

– А-а-а. Ладно, иди.

Следуя этому напутствию, я вернулась к брату-близнецу автомобиля, находившегося на стоянке, и теперь уже окончательно поехала домой.

«А хорошо, что моя машина сейчас здесь, – размышляла я по пути. – Хотя ночью соглядатаи Дворжецкого, по-видимому, не дежурят, но, несомненно, он знает, что свою машину я не использую. С другой стороны, ему известно и то, что я не сижу на месте. С третьей стороны, вряд ли он догадывается о существовании Лики, у которой точно такая же машина. Какой отсюда следует вывод? Враг не знает, на чем я езжу. Думаю, это хорошо».

На этой оптимистической ноте я подъехала к шлагбауму, преграждавшему путь в элитный поселок, и увидела, что он закрыт.

Предвидя еще один неприятный разговор, я уже собиралась выходить и начинать новые объяснения, когда заметила, что полосатая палка медленно ползет вверх.

«Что ж, хоть здесь нас помнят. Это не может не радовать», – с благодарностью думала я, переезжая условную границу.

Проехав по уже знакомой мне окраинной улице, я поставила машину на прежнее место, в заросли, и в коттедж вернулась через соседский участок, снова, к величайшему своему удовольствию, не повстречавшись с общительной собакой.

Впрочем, игривый пес наверняка уже видел десятый сон.

Уже на подходе к открытому окну, весь сегодняшний день служившему нам дверью, я услышала громкий и оживленный голос Сергея. Очевидно, он с кем-то говорил по телефону.

– Да ты что? Да ну? – восклицал он, находясь, кажется, в состоянии неподдельного удивления. – А потом что? Дела-а.

Тут он увидел меня, и его удивление приняло размеры поистине огромные.

Вытаращив глаза так, что они чуть не повыскакивали из орбит, Сергей с минуту смотрел на меня, не в силах произнести ни слова, потом ошарашенно проговорил в трубку, из которой давно уже неслись вопросительные возгласы:

– А? Чего? Да я ничего. Так ты, значит, говоришь, взяли ее? В плен увезли? А пообщаться с ней сейчас не хочешь? Вот она тут стоит, жива-здорова.

Теперь, похоже, на той стороне возникла пауза, поскольку все звуки стихли, а Сергей только блаженно улыбался, глядя на меня и от счастья, видимо, просто не находя слов.

– Женька! Это просто обалдеть! – восторженно выдохнул он, вложив в эти слова разнообразие одолевавших его сейчас эмоций. – А? Чего? – снова произнес он в ожившую наконец трубку. – Да говорю же тебе, вот она здесь. Собственной персоной. Можешь сам убедиться. На, поговори с ним, – продолжал он, протягивая мне трубку. – Это Ленька. Рассказывал мне сейчас, как на автобус напали и тебя в плен увезли, наверное, пытают сейчас.

– Алло, Леня? Привет, рада тебя слышать, – улыбаясь, сказала я, довольная тем, что могу снова разочаровать своих недоброжелателей. – Да что ты, какой плен? Они, похоже, на выкуп надеялись, но потом поняли, что с меня нечего взять, да и отпустили. Чего со мной валандаться. Так что за меня не волнуйся. И ты, и ребята можете даже не переживать. Передай всем, что со мной все в порядке.

– Видел?! – победоносно произнес Сергей, принимая обратно трубку. – Я же вам говорил, она каратистка. Ей с этими бандитами справиться – раз плюнуть. На одну ладошку положит, другой прихлопнет. А что Лерка? Лерка сама по себе. Да ты чего так о ней беспокоишься-то? Ты вон за себя лучше побеспокойся, – все больше мрачнея и раздражаясь, проговорил Сергей. – А то беспокоятся они. Один вон добеспокоился уже. Да о том самом я говорю, сам знаешь о чем. Кто к нам с мечом придет, тот, как говорится, сам упадет в свою яму. Ну спасибо! Спасибо, что ты веришь, что я не подстраивал. Приходи – в ножки поклонюсь. Чего ты там точно знаешь? Кащей? Кащей за ним ехал? Не удивил. Когда это Кащей по трассе ездил. Только и делает, что сворачивает. И что? Хм, значит, так написано ему было. Ладно, давай, поздно уже. Баиньки ложись. А то мы тут с тобой трындим, девушке моей спать мешаем. А ей отдохнуть нужно, сам понимаешь. Пока.

Сергей нажал на сброс и некоторое время отрешенно смотрел в пространство, о чем-то крепко задумавшись.

Потом, как бы вспомнив про меня, обернулся и сказал:

– Слышь, он говорит, что Кащей видел что-то. Хотя что это я. Тебе-то сейчас должно быть вообще не до того. Рассказывай, лягушка-путешественница, какие это такие приключения ты на свою голову там без меня словила. А то народ тут уже невесть что болтает.

– Да ничего особенного, влезли какие-то придурки на дороге, стали автоматами махать, велели сдавать наличность.

– А тебя-то с какой радости за собой потащили? Ты что, в драку с ними, что ли, полезла?

– Была нужда. Не знаю, просто так взяли, причину не стали объяснять, – ответила я, не желая пока распространяться о своих догадках. – Я подождала, пока они автобус пропустят, да и…

– Раскидала их, как щенят, – улыбаясь, закончил за меня Сергей. – Угадал?

– Почти, – улыбнулась я в ответ. – А что Леня сейчас тебе сказал? Интересное что-то?

– Да нет. То есть да. Он говорит, что Кащей ехал за нами в тот день. За мной и Стасом. Говорит, что он видел, как все произошло, даже рассказывал потом пацанам. Стас, похоже, в тот день жестко под кайфом был, не соображал ни хрена. То-то я все удивлялся, что он как с цепи. А когда он погнался за мной, Кащей за нами поехал. Ему же интересно, любознательному. А там на переезде, когда я проскочил, между ним и поездом, еще хренова туча места была. Сорок раз можно было затормозить. Да я и сам это знаю, я ведь видел расстояние-то. Да им разве объяснишь! Даже то, что он врезался не в первый вагон, а в какой-то там третий или пятый, даже это уже само за себя говорит. Если бы он близко был, если бы прямо за мной ехал, он бы в паровоз угодил. Потому что я едва-едва проскочить успел, перед самым носом. Да я не о том, я хотел насчет Кащея. Если он говорит, что видел, это ведь он, считай, свидетель. Это ведь можно как-то использовать?

Совсем по-детски, беспомощно и доверчиво глядящий мне в лицо Сергей так был не похож сейчас на того самоуверенного и капризного мажорного мальчика, которого я привыкла видеть, что я даже растерялась.

– Теоретически, наверное, да, – стараясь удержаться на тонкой грани между необходимостью говорить правду и опасностью отнять последнюю надежду, осторожно проговорила я. – Но ведь ты сам говорил, этот Кащей не из твоих фанатов. Пацанам он рассказал, а Дворжецкому не догадался. А ведь наверняка знает, что тот хочет отомстить.

– Если не сам еще масла в огонь подливает, – досадливо сморщившись, произнес Сергей.

– Вот именно. Какой из него свидетель? Он при малейшей же угрозе прямо противоположное засвидетельствует. Кому это нужно?

– А что же делать тогда? – снова пытливо взглянул на меня он, кажется, впервые решившись на откровенность и показывая, что ему не все равно. – Все время вот так вот бегать и прятаться?