— Каледин сообщение для меня оставлял? — спросил Муравьев.

— Никак нет! — отрапортовал дежурный. — Федор Аркадьич обращался только в аппаратное управление — чтобы послали факс в Бутырский тюремный замок. Он собирался срочно, прямо-таки сию минуту, тудыть наведаться.

— В Бутырки? — всерьез удивился Муравьев. — И по какому поводу?

— Желает встретиться с заключенным Мишей Хабельским, ваше превосходительство, — бодро отчеканил дежурный. — Согласно картотеке-с, 10 лет назад этот зэк проходил в деле о ритуальных убийствах секты «Самеди». Хабельскому потом государь виселицу заменил одиночным заключением. Ну, мы отправили бумагу коменданту тюрьмы, тот распорядился пропустить. Стены там толстые, может мобильник глушат. Прикажете позвонить в Бутырки, чтоб его благородие к телефону позвали?

— Нет-нет, братец, — поспешно сказал Муравьев. — Спасибо, я подожду.

Он вновь углубился в мысли по поводу двух фигур из окружения августа. Любая ошибка могла стоить ему должности — выдернут из кабинета с корнем, вместе с эполетами.

…Когда через час Муравьев отложил в сторону лист, исчерканный ручкой, директор полиции уже точно знал, что именно ему следует делать.

(Замокъ Бутырка, черезъ полчаса)

Комендант тюрьмы остановился перед одиночной камерой, шумно вздохнул и вытер платком пот со лба. Полковник собаку съел на тюремной службе и отлично соображал — даже если начальство приехало не с проверкой, хорошего ожидать не приходится. И добро бы один офицер, а то еще с какой-то баронессой из Центра князя Сеславинского… Даст потом интервью газетам об условиях содержания, слушай звонки да оправдывайся. Свалились, подлые, будто снег на голову — еле успел меню обеда переписать.

— Сударыня, как пообщаетесь, — подобострастно сказал он, глядя в глаза Алисе, — может, останетесь откушать-с? У нас сегодня превосходная баранина. Возьмите визиточку, мы и сайт свой имеем… обмен баннерами с «Лефортово». Особенно вот этот — «Настучи на соседа» — лично я делал-с.

— Сударыня на диете, — вмешался Каледин, его шея была замотана черным платком — схожий платок, но только пурпурный в горошек, красовался на шее Алисы. — Ценю ваше гостеприимство, полковник… но было б лучше, прекрати вы впустую тратить время. Просто откройте эту чертову дверь!

Комендант поспешно загремел ключами — камера отворилась. Каледин отметил про себя, что все в рамках его представлений: обычный «каменный мешок»… три на четыре метра, даже скорее карцер — «одиночки» в Бутырке редкость. Окон, разумеется, нет, из мебели (если так можно выразиться) — унитаз и узкая койка, шириной едва ли не с доску. Зэк разместился на топчане, прислонив спину к стенке — лежать днем запрещалось режимом. Пятидесятилетний крепыш с хорошо развитыми, торчащими из-под майки мышцами, выбритой головой, по непонятному капризу на коже, обтянувшей шишковатый череп, уцелели только седые виски. Он приподнял круглые очки а-ля Поттер, вглядываясь в Каледина. Его веки дрогнули.

— Оставьте нас, — сухо сказал Федор коменданту. — Это тайный разговор.

Тот откровенно замялся, переступив с ноги на ногу.

— Эээээ… — с недоверием протянул полковник, оценивая мускулы заключенного. — Сударь, он у нас считается опасным. Пышет оптимизмом — ни единой попытки самоубийства, но зато дважды нападал на охранников. Одному перекусил вену и пытался пить кровь. А вы тут с дамой-с. Не прикажете ли, господин хороший — прислать на всякий случай караульного?

— О, они, вообще-то, родственные души, — заявил Каледин. — Дама сама из кого хочешь кровь выпьет. Не волнуйтесь, полковник, опасность нам не грозит.

Снаружи лязгнули замки — начальник тюрьмы исчез. Зэк не смотрел на Алису, и ее это удивляло. Десять лет в одиночке без девичьего внимания даже самого закоренелого женоненавистника сведут с ума. Недавно газета «Имперiя» опубликовала сенсацию — убийца Джона Леннона взял себе в любовники камерного таракана, а потом раздавил его в приступе ревности. Здесь же камера девственно чиста — и с блохой-то не слюбишься.

Каледин и заключенный не сводили друг с друга глаз.

— Любуешься? — осведомился Каледин. — Представляю, о чем ты сейчас думаешь. Наверное, уже представил — я предложу принести телевизор?

Голос его звучал сдавленно, каждое слово отзывалось в горле иглами боли.

Заключенный заинтересованно приподнял левую бровь.

— Так вот — напрасно, — со скукой в голосе объявил Каледин. — Я тебя не люблю. Сколько твоя секта прикончила народу? Кажется, двадцать человек — и все молодые девки. Скажу откровенно — я по сей день терзаюсь раскаянием, что не пристрелил гуру секты при аресте. Предлагаю свести долгий торг к одному моменту: я соглашусь не сдирать с тебя кожу живьем, а ты ответишь на мои вопросы. После чего я сразу уйду и не появлюсь здесь никогда. Идет?

Человек на тюремной койке кивнул, даже не пытаясь возражать.

— Вот уж не ожидала, Каледин, — шепнула Алиса. — У тебя потрясающий дар деловых переговоров. Я-то думала, ты ему пообещаешь нечто в стиле доктора Лектера… типа рисовать, пластинки, чтение запрещенных книг…

— Какие на хер рисунки? — доступно выразился Каледин. — Ты на его рожу посмотри — что, такой рисовать умеет? Да, нижняя челюсть натурально как у Рембрандта. На допросе дали ему карандаш, бумагу… велели изобразить одного участника секты… получилось в стиле «палка-палка, огуречик, вот и вышел человечек». Насчет Лектера — плиз, забудь Голливуд. У нас в кутузках не содержатся эстетствующие маньяки-одиночки — обычно таковые дохнут на втором году заключения. У этого, видно, здоровье чересчур уникальное.

Заключенный безразлично поскреб ногтями сырую штукатурку — протянув в сторону ладонь, он с недовольством осмотрел подушечки пальцев.

— Я бы умер, — ответил зэк нежным, словно детским голосом. — Но мне пока еще любопытен мир живых… плевать я хотел на пластинки. Ваше появление меня развлечет… власти запретили давать интервью… а я так обожаю паблисити. Тебя не узнать, Каледин, заматерел. Женился? Поздравляю.

— Спасибо, — буркнул Каледин. — Уже успел развестись.

— Чудесно, — не смутился лысый. — Первый развод так же знаменателен, как и первая свадьба. Признаюсь, я желал немножечко поломаться, дабы осложнить тебе жизнь… но это чревато, ибо драться ты умеешь. С одного удара выбить сразу оба передних зуба — для дворянина это высший класс.

На лице Алисы россыпью проступили красные пятна.

— Ты бил арестованных? — тающим шепотом спросила она.

— Нууууу… — смутился Каледин. — Я тогда молодой еще был, мне требовалось карьеру делать. Кроме того — легко сидеть с умным видом и постфактум ужасаться моему свинству. Представь на минуту: ломаем дверь в квартирку, там внутри девочки, на части порезанные, а этот паренек — в кровище и с ножиком, размером с самурайский меч. Пришлось съездить в хлебало от души. Неинтеллигентно? Согласен. Если хочешь, я потом на исповедь схожу.