Подошел к окну, резко раздвинул портьеры. Потом крутанул шпингалет. Подергал за него, пытаясь открыть окно, но тщетно. Таранов тряс раму так, что посыпалась штукатурка, потом, резко повернувшись, спросил:

– Видишь? Окно не открывается! Хотя по логике вещей должно бы. Зигмунд сказал, что окна задраили на зиму, на улице, мол, стало холодно. А в доме работает климат-контроль, нет нужды проветривать помещения. Но это чушь собачья!

– Зигмунд сказал? Когда?

– Я еще вчера пытался открыть окно. Подумал, что со второго этажа удастся поймать сигнал мобильной сети. Дудки! – рассмеялся Таранов. – Единственный выход – подняться на смотровую башню.

– Но там охранник!

– То-то и оно. Одного я бы снял.

– И я бы снял. А дальше?

– Есть шанс, что они приедут быстро.

– Они?

– Моя охрана.

– Ну и как они войдут в замок?

– То-то и оно, – вздохнул Таранов. – Стрельбы не хочется, зачем внимание привлекать? Да и сама операция по освобождению заложников дело рискованное. Мы-то остаемся в замке. Кто знает, на что еще способен этот маньяк? Тут надо подумать.

– Но что случилось с Вороновым?

– Помешался на правосудии, – хрипло рассмеялся Таранов. – Вишь ли, не тех посадили! Не смог отомстить за смерть любимой жены. Крыша поехала. А мы крайние. Ну, какая ему разница, кто задушил Бейлис? Она-то ему никто! Так нет: желаю торжества справедливости. А справедливости нет. Ну, нет ее. Ни на земле, ни выше. Дурак он. А лучше сказать, сумасшедший. Нам же надо как-то решать проблему. Придется дождаться темноты, – решительно сказал Таранов. – И выбираться отсюда.

– За окном уже темно.

– Я имею в виду ночи. Никто не собирается торчать здесь до завтра. Нужно что-то делать. Я ему не кролик. Пусть ставит свои эксперименты над кем-нибудь другим.

– Бейлис тебя шантажировала?

– Что ты сказал? – прищурился Таранов. – А я думал, ты со мной. Давай, вали отсюда.

– Я…

– Иди, иди. – И Иван решительно подтолкнул его к двери. – Союзничек. Девчонке скажи, что я ее жду. Да она и сама сообразит. Нам есть о чем поговорить. И с папашей. Я их, наконец, вспомнил! Пусть приходят. Объяснимся.

– Но…

– Все. Гуляй.

Дверь за ним захлопнулась. Он услышал, как задвинулась щеколда. Да, этот до завтрашнего утра ждать не будет. Надо вернуться сюда ночью, вместе они что-нибудь придумают. Таранов в отличной физической форме, да и он подготовлен к боевым действиям. Два бойца, не уступающих охранникам, им бы еще оружие. Хотя бы одно на двоих. Пистолет в подвале, а ключ от железной двери у хозяина замка. Попытаться вскрыть дверь? Попробовать выкрасть ключ? И то и другое рискованно.

Он задержался перед дверью в спальню Сивко и прислушался. Тихо. Спит, что ли? Федор Иванович выпил больше всех. И вчера, за ужином, и сегодня. До обеда и потом. Причем мешает вино с водкой. Сколько же в него влезает! Решил вздремнуть перед очередными возлияниями, не иначе. Постучать? После минутного раздумья он пошел дальше, в другое крыло. И остановился перед спальней Елизаветы Петровны.

Едва постучал, дверь распахнулась.

– Заходи, – велела она. – Я тебя жду.

– Ждете?

– Забыл, на кого работаешь? Ни на шаг от меня не отходи, слышишь?

Дверь за ним закрылась.

– А как же ужин? – спросил Михаил.

– Ужин?

– Воронов приглашал нас всех на ужин. Если и меня не будет, он разозлится.

– Чудовище! – с чувством сказала она.

– Воронов?

– Сказку вспомнила. Мультфильм. «Красавица и чудовище». Оно запирает девушку в заколдованном замке. Ешь-пей, что хочешь, ходи, куда хочешь, кроме западного крыла, – она усмехнулась. – Никто тебе ничего не сделает. Но полюби чудовище, деваться тебе некуда. Финал известен.

– Вы смотрите мультфильмы? Похоже, вы эту сказку знаете наизусть.

– Дочка смотрит. Засыпает под этот мультфильм, он ее любимый. И все время плачет, когда чудовище превращается в прекрасного принца.

– Почему плачет-то?

– Ребенок, – пожала плечами она. – Кто ж знает? Я и сама теперь стала плакать, когда чары рассеиваются. К плохому, так же как и к хорошему, быстро привыкаешь. Я уже успела приспособиться к чудовищу. И даже его полюбить. А принц, что принц? Он неинтересен.

– Странная логика. Ну, так что с ужином? Я, конечно, могу остаться с вами…

– Нет, иди. Я передумала. Будь там. Смотри, слушай. Я хочу знать, о чем вы будете говорить. Все подробности.

– Вы уверены? А не боитесь остаться одна?

– Я запрусь в своей спальне.

– Таранов так и сделал.

Елизавета Петровна фыркнула.

– А Федор Иванович, похоже, спит, – добавил Михаил.

Она молчала.

– Можно сесть?

– Ах, да, – спохватилась она. – Садись, конечно.

Он расположился в кресле, она напротив. Сидела, положив ногу на ногу, покачивая туфелькой.

– Вы не хотите отсюда выбраться? – спросил он.

– Выбраться?

– Все хотят.

– Мы не выйдем отсюда, пока Воронов этого не захочет. Неужели непонятно?

– Но почему он так поступает? Таранов говорит, что Дмитрий Александрович помешался на правосудии. После трагического случая с его женой.

– Да, это так, – кивнула Елизавета Петровна.

– Кто же тогда осмелился убить Бейлис?

Она вздрогнула. И молчала.

– Я полагаю, что Таранов, – нарушил молчание он.

– Иван? Может быть.

– А вас это не интересует? Вы не на это убийство намекали, когда ехали сюда? Боялись, что вас ночью задушат? Почему?

– Да. Боялась. Боялась, что он перепутает.

– Что перепутает? Спальни? Но почему же вы поехали, если боялись? Если догадывались, что планируется убийство?

– Я ведь ни в чем не виновата, – вздохнула она. – Совесть моя чиста. Я верю в справедливость.

– Вы? В справедливость? – Михаил чуть не подпрыгнул.

«А справедливости нет. Ни на земле, ни выше».

– По-твоему, я тоже чудовище?

– По-моему, вы женщина, но…

– Что но?

– Как-то все это странно.

– Странно? Нет, Миша. Я тоже человек. Он позвал – я приехала. Правда, подстраховалась в отличие от остальных, явилась с охраной. Потому что я знаю чуть больше.

– Не хотите мне рассказать? Что за преступление? Что за тайна?