И последнее, чего я ожидаю, когда добераюсь до толпы, образовавшейся вокруг драки, это то, что Крю будет стоять, щеголяя красными костяшками пальцев и убийственным выражением лица. Я бросаюсь вперед, мой путь свободен, как только все понимают, кто я такая. Люди изо всех сил стараются убраться с моего пути.

— Какого хрена ты делаешь? — кричу я, как только добегаю до него, переводя взгляд с разъяренного лица Крю на Кэмдена Крейна, который сидит на песке с разбитой губой.

Изо рта Кэмдена капает кровь, когда он начинает смеяться.

— Я бы сказал это тебе в лицо, Кенсингтон. У нее должен быть...

Крю бросается вперед и снова бьет его. Завтра у Кэмдена будет синяк под глазом в тон его распухшему рту. Я принимаю глупое решение не уходить и игнорировать все, что происходит. С любым другим, я бы так и сделала. Вместо этого я толкаю Крю в грудь, чувствуя исходящий от него адреналин и враждебность. Он тяжело дышит.

— Крю. Что происходит? Что ты делаешь?

Он не отвечает ни на один из вопросов. Просто продолжает свирепо смотреть на парня, лежащего на земле. Я оглядываю собравшихся зрителей, пытаясь разобраться в ситуации. Очевидно, Кэмден сказал что-то, что вывело Крю из себя. Достаточно сильно, чтобы убедить Крю изуродовать его лицо.

Пенелопа и Рейчел обе прижимают руки ко рту, выглядя потрясенными. Но я задерживаюсь на мужчинах. Они все выглядят ипуганными, нервными. Даже Эндрю Спенсер, который, как мне казалось, считал Крю своим другом. Никто из них не смотрит мне в глаза.

Кэмден снова смеется. Он вытирает нижнюю губу, размазывая кровь по подбородку.

— Не думал, что ты из тех, кто пачкает руки.

— А я думал, ты из тех, кто знает, когда нужно заткнуться, — огрызается Крю.

— У меня просто хватило смелости сказать то, что все остальные здесь думают.

— Это правда? — пристальный взгляд Крю поднимается, блуждая по собравшимся зрителям. Все мотает головами. Жестокая улыбка кривит губы Крю, когда он снова смотрит на Кэмдена. — Попробуй еще раз, Крейн. Пожалуйста. Я бы с удовольствием избил тебя всего, а не только твое отвратительное лицо.

Как только это прощальное слово достигает цели, Крю разворачивается и шагает в направлении тропинки, ведущей обратно к дому моих родителей. После минутного колебания я следую за ним.

Я схожу с ума. Судя по перешептываниям и косым взглядам, я была непреднамеренно вовлечена в то, что только что произошло. Не могу вспомнить, когда в последний раз разговаривала с Кэмденом Крейном. Я понятия не имею, что он мог сказать, чтобы вывести Крю из себя. Я понятия не имела, что Крю может выйти из себя из-за меня. Он защищал меня, заступился за меня. И я совершенно не представляю, как с этим смириться.

Обратный путь темный. Мои глаза привыкли к яркому фейерверку и отблеску костра. Слабого лунного света едва хватает, чтобы я могла идти по дощатой дорожке, которая петляет между стеблями пляжной травы. Соленый воздух сдувает пряди волос с моего лица. Я глубоко дышу, пытаясь сосредоточиться.

Я думала, что отношения между мной и Крю уладятся естественным путем. Что мы найдем какую-нибудь систему, которая позволит нам воспользоваться преимуществами этого соглашения без ущерба для наших целей. Но все больше и больше мне кажется, что между нами все становится только сложнее.

Дойдя до края патио, я колеблюсь. Я должна пройти внутрь и присоединиться к вечеринке. Сыграть роль идеальной хозяйки и дать Крю возможность остыть. Я захожу внутрь, но вместо того, чтобы идти на звук разговоров и смеха, я поднимаюсь по задней лестнице, ведущей на второй этаж.

Дверь в мою спальню приоткрыта, хотя я уверена, что закрыла ее перед тем, как спуститься вниз. Толкаю ее, чтобы увидеть пустую и темную комнату. Но в ванной горит свет. Я закрываю за собой дверь, объявляя о своем присутствии.

Бесшумно крадусь по ковру к двери, ведущей в ванную комнату. Крю стоит у раковины, моет руки. Вода становится розовой.

Я прислоняюсь к дверному проему, раздумывая, что сказать. И останавливаюсь на вопросе:

— Ты в порядке?

— Все прекрасно, — его тон такой же резкий, как и ответ.

Я остаюсь на месте, пока он закрывает кран и вытирает руки, избегая порезов на костяшках.

— Тебе следует нанести на них немного перекиси.

Он не отвечает. Я отталкиваюсь от дверного косяка и подхожу к нему. Напряжение все еще исходит от него, когда я касаюсь его руки, чтобы наклониться и вытащить коричневую бутылку из шкафчика. Беру несколько ватных шариков.

— Садись, — я киваю в сторону края ванны, смачивая вату жидкостью. Резкий химический запах обжигает нос.

Крю колеблется, прежде чем подчиниться. Я наблюдаю за ним краем глаза, когда он садится на мрамор. Ванная большая, такая же большая, как в моем пентхаусе, но в его присутствии она кажется крошечной. Я изучаю золотистые волоски на его загорелых руках. То, как его рубашка туго натягивается на плечах. Голубые глаза, которые видят больше, чем я хочу показать.

Убедившись, что вата намокла, я пересекаю плитку и приседаю, чтобы обработать раны на его руке. В течение нескольких секунд единственным звуком является наше дыхание.

Крю заговорил первым.

— Знаешь, я уже представлял тебя в таком положении раньше. Но никогда не мог поверить, что это случится.

Я встречаюсь с ним взглядом на минуту. Несколько слов вертятся у меня на кончике языка. Но я не хочу, чтобы наш первый раз был таким. Поэтому задаю вопрос, который, я почти уверена, потушит пламя между нами:

— Почему тебе не нравится в Хэмптоне?

— Мне здесь очень нравится, — его ответ беспечен. Однако под этим скрываются эмоции, подчеркнутые тем, как его челюсть сжимается, а глаза темнеют. Так близко, что я замечаю едва заметные изменений.

— Тогда почему ты не приезжал сюда летом?

— Кто тебе это сказал?

— Рейчел Арчибальд. Хорошо, что у нас была короткая помолвка. Фраза «ты недостаточно хороша для него», которую я услышала сегодня нескончаемое количество раз, уже достала меня, а это они говорят после свадьбы. Кто знает, как бы всё было до свадьбы.

— Кто сказал, что ты недостаточно хорош для меня? — вместо того чтобы злорадствовать, выражение его лица скорее сердитое.

— Я знаю, что люди думают обо мне. Очевидно, я получаю все, что хочу, не прикладная усилий для этого.

— Ты работаешь по