подачки из рук Фортуны

И облаченный в одеяния нищего, здесь гуляет Один.

Даже в театре этих маленьких жизней

Позади действа дышит тайная сладость,

Импульс миниатюрной божественности.

Мистическая страсть из родников Бога

Течет через охраняемые пространства души;

Силы, что помогают страдающую землю поддерживать,

Невидимая близость и скрытая радость.

Там есть приглушенные раскаты полутонов смеха,

Журчание оккультного счастья,

Ликование в глубинах сна,

Сердце блаженства внутри мира боли.

Младенец, вскормленный тайной грудью Природы,

Младенец, играющий в магических лесах,

Играющий на флейте восторгу потоками духа,

Ждет часа, когда мы повернемся на его зов.

В этом облачении жизни телесной

Душа, искра Бога, жить продолжает

И порой пробивается сквозь грязную ширму

И зажигает огонь, что нас делает полубожественными.

В клетках нашего тела сидит скрытая Сила,

Что видит незримое и вечность планирует,

Наши мельчайшие части имеют комнату для нужд глубочайших;

Туда золотые Посланники приходить могут также:

Дверь есть в стене грязной себя;

Через низкий порог с головами склоненными

Ангелы экстаза и самоотдачи проходят,

И поселенные во внутреннем святилище грезы

Живут божественного образа творцы.

Жалость есть здесь и жертвоприношение огненнокрылое,

И симпатии и нежности вспышки

Бросают небесный свет из раки сердца укрытой.

Работа делается в глубоких безмолвиях;

Слава и чудо духовного чувства,

Смех в красоты вечном пространстве,

Трансформирующий мировое переживание в радость,

Населяет недостижимых бездн мистерию;

Баюкаемая ударами Времени вечность в нас спит.

В запечатанном герметическом сердце, счастливом ядре,

Неподвижное позади этой внешнего облика смерти

Вечное Существо готовит внутри

Свою материю счастья божественного,

Свое небесного феномена царство.

Даже в наш скептический разум неведения

Приходит предвидение огромного освобождения некоего,

Наша воля поднимает к нему медленные формирующие руки.

Каждая часть в нас желает своего абсолюта.

Наши мысли жаждут вечного Света,

Наша сила идет от всемогущей Силы,

И поскольку из завуалированной Бого-Радости миры были сделаны,

И поскольку вечная Красота просит формы,

Даже здесь, где все сделано из бытия праха,

Наши сердца пойманы силками форм,

Сами наши чувства слепо ищут блаженства.

Наше заблуждение распинает Реальность,

Чтобы вызвать здесь ее рождение и тело божественное,

Принуждая инкарнацию в человеческую форму

И дыхание в члены, которых можно коснуться и взять,

Его Знание, чтобы спасти Незнание древнее,

Его спасительный свет для несознательной вселенной.

И когда тот более великий Сам придет вниз, морю подобный,

Заполнить этот образ скоротечности нашей,

Все захвачено будет восторгом, трансформировано:

В невообразимого экстаза волнах поплывут

Наш ум, жизнь, чувство и смех в свете

Иные, чем этот тяжелый ограниченный человеческий день,

Обожествленные задрожат ткани тела,

Его клетки светлую метаморфозу претерпят.

Это маленькое существо Времени, эта душа затененная,

Это живая карликовая подставная фигура затемненного духа

Из своего занятого движения в мелких грезах поднимется.

Его форма персоны и его эго-лик,

Лишенные этой смертной пародии,

Как глиняный тролль, перелепленный в бога,

Заново сделанный по образу вечного Гостя,

Он прижат будет к груди белой Силы

И, пламенеющий райским касанием

В розовом огне духовной милости сладкой,

В красной страсти бесконечного своего изменения,

Трепетать, пробужденный и дрожащий в экстазе.

Словно аннулируя деформации чары,

Освобожденный от черной магии Ночи,

Отвергая рабство у тусклой Пучины,

Он узнает, наконец, кто живет внутри незримый,

И, захваченный чудом в обожающем сердце,

Перед возведенным на трон Богом-Ребенком преклонит колени, осознающий,

Трепеща в красоте, восторге, любви.

Но сперва восхождения духа должны мы достигнуть

Из расселины, из которой наша природа встает.

Душа должна парить суверенно над формой

И взобраться к вершинам за пределами полусна разума;

Наши сердца должны мы наполнить небесною силой,

Удивить животное оккультным богом.

Затем, зажигая золотой язык жертвоприношения,

Силы светлой полусферы зовя,

Мы сбросим дискредитацию нашего состояния смертного,

Сделаем пучину дорогой для спуска Небес,

Наши глубины с небесным Лучом познакомим

И расколем тьму мистическим Пламенем.

Отважась еще раз на рождения туман

Через опасную дымку, движение, содержания полное,

Он через астральный хаос пробивал путь

Среди серых лиц его богов демонических,

Вопрошаемый шепотами его колышущихся призраков,

Окруженный колдовствами его переменчивой силы.

Как тот, кто без проводника идет через поля странные,

Не зная, куда, ни того, на что надеяться можно,

Он ступал по почве, что под его ногой исчезала,

И путешествовал в каменной силе к исходу неясному.

Его след позади был исчезающей линией

Мерцающих точек в смутной обширности;

Бестелесный шорох его сопровождал в путешествии

В обиженном мраке, на свет жалующемся.

Огромное препятствие, неподвижное сердце этого мира,

Наблюдающая непрозрачность множила по мере его продвижения

Свою враждебную массу мертвых таращащихся глаз;

Мгла, мерцающая как умирающий факел.

Вокруг него фантомный гас жар,

Населенная сбивающими и тенистыми формами

Смутного Несознания темная пещера безмерная.

Его единственным солнечным светом был огонь его духа.

Конец песни пятой

Песнь шестая

Царства и божества более великой Жизни

Как тот, кто между тусклыми стенами, отступающими

К далекому проблеску окончания туннеля,

Надеясь на свет, идет шагом более свободным

И чувствует приближение дыхания более широкого воздуха,

Так он бежал из этой серой анархии.

В бесплодный мир он пришел,

Регион арестованного рождения бесцельный,

Где бытие от небытия бежит и отваживается

Жить, но не имеет силы жить долго.

Свыше мерцал лоб неба раздумывающий,

Нахмуренный, пересекаемый крыльями тумана, сомнения полного,

С голосом странствующих ветров в авантюру пустившимися,

И просящими в пустоте направления,

Как слепые души, ищущие самости, которые они потеряли,

И скитающиеся в незнакомых мирах;

Крылья смутного поиска встречали сомнение Пространства.

После отказа рассветала надежда сомнительная,

Надежда на самость и форму, на разрешение жить,

На рождение того, что еще никогда не могло быть,

На радость игры азартной ума, на выбор сердца,

На милость неведомого и руки сюрприза внезапного,

На касание восторга уверенного в вещах неуверенных:

К странному неопределенному тракту его путь лежал,

Где сознание играет с собой несознательным

И попыткой или эпизодом было рождение.

Очарование подошло близко, что сохранить не могло свои чары,

Стремящаяся Сила, что не могла своей дороги найти,

Случай, что избрал арифметику странную,

Но не мог связать ее с формой, им сделанной,

Множество, что не могло охранить своей суммы,

Которая становилась меньше нуля и больше одного.

Достигая обширного и смутного смысла,

Что не пытался определить свой несущийся дрейф,

Жизнь трудилась в странном и мистическом воздухе,

Лишенном ее великолепных сладостных солнц.

В мирах пригреженных, никогда еще не становившихся истинными,

Мерцание, медлящее на творения краю,

Один скитался, грезил и никогда не останавливался, чтобы выполнить:

Выполнение означало бы уничтожение этого Пространства магического.

Чудеса сумеречной чудесной страны,