Ему повезло, а Одри — нет.

— Боже мой, Мэтт, — говорю я, — поверить не могу в то, что я это сказала.

— Да ничего страшного, — отвечает Мэтт, устремляя взгляд в потолок. Там, конечно же, нет ничего интересного, но он все равно его разглядывает.

— Нет, это страшно.

Тишина в комнате такая, что кажется, даже воздух перестал двигаться.

— В общем-то, Дэйзи, ты права, — говорит после томительной паузы Мэтт, шумно вздохнув. Оторвав наконец взгляд от потолка, он смотрит на меня. В его темных глазах пылает огонь. — Страшно на самом деле то, что такое лекарство существует, но мою сестру спасти им нельзя. Это ужасно.

Я совершенно не понимаю, что делать, и, повернувшись к экрану, начинаю закрывать файлы, один за другим. В тишине комнаты, прерванной ненадолго лишь звоном часов внизу, мое учащенное дыхание кажется громким, как гул урагана.

— Мы не имеем права рассказывать об этом Одри, — говорит Мэтт без выражения.

— Ты не имеешь права рассказывать об этом никому, — предупреждаю я.

— Я же сказал, что не буду, — резко отвечает Мэтт. — Тебе придется поверить мне на слово.

— Я верю тебе, — говорю я мягко. — Просто я никогда никому об этом не рассказывала. Даже мысли такой не появлялось. Никогда в жизни я не встречала людей, которые казались бы мне такими близкими, как ты. А что было бы, если бы все узнали? Я думаю, люди начали бы бунтовать. Все захотели бы получить состав. Но не всем он принес бы пользу.

— Да, Одри, например, — говорит Мэтт с отчаянием в голосе. Гнев отхлынул так же быстро, как накатил, и я уже успела пожалеть об этом — злость лучше тоски. Злость можно подавить и жить дальше; тоска же гложет душу всегда.

— Да, Одри, например, — повторяю я, как эхо.

Хотя Одри никогда не станет участницей проекта, я это понимаю, все равно, было бы здорово увидеть запись, касающуюся ее, среди дел других ребят. Даже если бы там не было ничего, кроме написанного неразборчивой скорописью отчета о бесплодных попытках вернуть ее к жизни. Пусть даже это будет листок бумаги, на котором хладнокровной рукой ученого выведена дата ее смерти, и все.

Не могу же я просто так отмахнуться от неприятного холода в душе и тошнотворного ощущения в желудке.

Желая провести для Мэтта небольшую экскурсию в мир «Воскрешения», я, неожиданно для самой себя, оказалась в положении человека, переосмысляющего всю свою жизнь. Благодаря проекту я все еще живу на свете, но люди, учредившие его, украли ребенка у родной матери и не сделали все возможное, чтобы спасти жизнь семи другим детям. Как знать, может, обычные методы, которыми пользуются реаниматологи, спасли бы жизнь Майклу Декасу или Келси Страуд? Может, им нужна была операция, а не инъекция «Воскрешения»?

Мало того, хоть я и знала, что, рассказав Мэтту о проекте, я автоматически подведу его к мысли о невозможности спасения Одри, я не думала, что для меня эта мысль окажется такой же тяжелой, как и для него. Но теперь, даже сидя в кресле, я чувствую, как она тяжелым грузом лежит на моих плечах.

«Воскрешение» дало мне жизнь, и я являюсь неотъемлемой частью проекта, но для Одри это не значит ровным счетом ничего. У Мэтта есть право и повод злиться на тех, кто управляет проектом.

Есть они и у меня.

Услышав скрежет открывающейся гаражной двери, мы с Мэттом вскакиваем на ноги. Я быстро закрываю файлы, оставшиеся на экране, и делаю все необходимое, чтобы выйти из системы и отключить компьютер. Выбежав из кабинета Мэйсона, мы стремглав мчимся в мою комнату. Кто-то начинает подниматься по лестнице как раз в тот момент, когда я пытаюсь решить, что же все-таки лучше: выдавать секреты государственной важности или приглашать в спальню мальчиков.

— Быстро садись в кресло, — успеваю произнести я, и Мэтт немедленно бросается выполнять приказание. Я сажусь на пол и прислоняюсь спиной к кровати. Едва успев перевести дух, я уже слышу, как Мэйсон стучит в дверь.

— Дэйзи? — зовет меня он.

— Привет, пап, — говорю я. Услышав это обращение, он должен понять, что в комнате посторонние, я зову Мэйсона по имени, только когда мы дома. Мэйсон, конечно же, как всегда на высоте, потому что, открыв дверь, он заглядывает в комнату с образцовой отцовской улыбкой на лице. Я слышу, как Кэйси внизу открывает и закрывает дверцы кухонного шкафа: очевидно, она, заметив машину Мэтта у дверей, решила разогреть запеканку с картофелем и овощами.

— Привет, зайка, — говорит Мэйсон. — Здравствуй, Мэтт.

Мэтт машет ему рукой в знак приветствия.

— Привет, — отвечаю я. — Мы здесь английским занимаемся.

Естественно, все находящиеся в комнате знают, что это ложь — в пределах видимости нет ни одного учебника, но Мэйсону неизвестно, чем мы здесь на самом деле занимались, поэтому нужно придерживаться обычного сценария — я твердо намерена скрыть от Мэйсона то, что Мэтт теперь в курсе наших дел.

— Ясно, — говорит Мэйсон. — Надеюсь, вы неплохо преуспели, но завтра всем в школу, а на дворе уже вечер. Думаю, Мэтту тоже пора домой.

Взглянув на циферблат часов, я с удивлением обнаруживаю, что уже почти девять. Шесть часов, проведенные в компании Мэтта, пролетели как шесть минут.

Мэтт выбирается из мягкого бесформенного кресла, и Мэйсон разворачивается к двери.

— Приятно было познакомиться, молодой человек, — говорит он. — Надеюсь, твоя сестра чувствует себя лучше.

— Спасибо, — успевает ответить Мэтт, прежде чем Мэйсон выходит из комнаты.

— Извини, — шепчу я, — они слишком рано вернулись.

Мэтт подходит ко мне и встает совсем рядом, в трех десятках сантиметров.

— Я знаю, что он не твой отец, и это так странно, — говорит он. — Мэйсон ведет себя совершенно естественно. Он бы мог «Оскара» за это получить.

— Подожди, еще увидишь маму, — отвечаю я, закатывая глаза.

Мэтт издает мой любимый короткий смешок, и в этот момент, несмотря на неприятные мысли, возникшие после нашего разговора, я чувствую, что, рассказав ему все, поступила правильно. Мы с ним стали еще ближе.

Когда он, нагнувшись, целует меня снова, я понимаю, что между нами возникло что-то новое. Первый раз Мэтт целовал меня, стараясь продемонстрировать себя с самой лучшей стороны, показывая, какой он невероятный мужчина, и все такое. На этот раз в поцелуе я чувствую нечто более глубокое. Это чувство мгновенно проникает в меня и заполняет целиком; оно в животе и в пальцах на ногах — везде.

А главное — в сердце.

Когда Мэтт уходит, я открываю крышку своего собственного старенького ноутбука, чтобы проверить, нет ли в списке активных пользователей службы коротких сообщений Меган. Обнаружив ее, я посылаю ей сообщение с завуалированным описанием того, что случилось сегодня вечером. По крайней мере, той части, которая касается развития наших с Мэттом отношений.