Мне понадобилось какое-то время, чтобы понять, что мой прибор пожарной сигнализации говорит мне не о том, что в моем доме пожар, а о том, что жучок вызвал короткое замыкание. То же самое происходит с людьми со сверхреактивной dACC. Порой бывает трудно определить, что на самом деле вызывает у них страдание. Может, причина в том, что люди исключают вас из своего круга? Возможно. Мы живем в обществе, основанном на социальной конкуренции и разделении людей на своих и чужих. И детей, и взрослых постоянно отвергают, осуждают и изгоняют из группы. Исключение из социального круга причиняет нам боль, даже если мы делаем вид, что это не так. Однако еще больше усугубляет ситуацию то, что ощущение социальной боли может быть вызвано своего рода «жучком» в системе. Этого жучка легче найти, если знать, что искать.

Я пыталась его отыскать со своей пациенткой Карой, но прошло много времени, прежде чем кто-либо из нас смог понять реальную картину вещей. Кара вообще не говорила о сигналах бедствия, страхе или боли (другими словами, о «жучках»). Когда я впервые встретилась с ней, она призналась, что ощущает какую-то черную дыру внутри. Иногда эта дыра начинала бурлить и становилась похожей на действующий вулкан, иногда воспринималась как мертвая, инертная зона. Но она всегда была с Карой как негативная энергия, истощавшая ее. Кара потратила большую часть своей жизни на сеансы психотерапии, пытаясь избавиться, придать новую форму и даже подружиться с этой глубокой, темной энергией. Но ничего не помогало.

Благодаря многолетней психотерапии Кара понимала, что эта черная дыра, по всей вероятности, образовалась в детстве, когда она переживала внезапные и частые потери. Ее родители были врачами, работали в медицинской благотворительной организации и переезжали с места на место так часто, что все дружеские контакты Кары были достаточно поверхностными. Она помнила, как ей хотелось близости с родителями, но этому помешали годы войны во Вьетнаме. Родители оказывали помощь пострадавшим, были озабочены гибелью большого количества солдат и гражданского населения, протестовали как против воинской повинности, так и самой войны. В понимании Кары ее детские годы представляли собой водоворот напряжения, скорби и постоянных разъездов, хотя на самом деле никто не обсуждал с ней эти проблемы. Затем, когда Кара училась в начальной школе, ее старшая сестра погибла в автомобильной аварии в одной из зарубежных стран. Родители отстранились от оставшихся детей, став недосягаемыми в эмоциональном плане, – и остались такими навсегда.

Со временем Кара стала весьма успешной женщиной, по крайней мере так казалось со стороны. Начнем с того, что она была вице-президентом компании, специализирующейся на инвестициях в недвижимость, вышла замуж, а затем мирно рассталась с мужем и воспитывала сына и двух дочерей одна. Она часто общалась со своими детьми и гордилась тем, что они становятся взрослыми и независимыми. Несмотря на напряженное детство, Кара поддерживала регулярные, хотя и не очень близкие контакты с младшими братом и сестрой, даже часто организовывала совместный отпуск. У Кары было много друзей и она время от времени встречалась с мужчинами. Но, несмотря на все это, черная дыра никуда не девалась и отравляла Каре жизнь. Женщина инстинктивно обращалась к друзьям, отношения с которыми вдохновляли ее, – и это помогало, но ненадолго. Примерно через час после того, как она возвращалась со встречи с друзьями, черная дыра появлялась снова.

«Поддерживать отношения – это все равно что пить соленую воду», – сказала мне Кара. Когда я посмотрела на нее с недоумением, она объяснила, что соленую воду можно пить постоянно, но жажду это не утоляет.

Нервная система Кары была настолько истощена, что женщина согласилась поработать над нейронным путем спокойствия, чтобы успокоить свою гиперчувствительную симпатическую нервную систему. Некоторое время спустя Кара почувствовала себя лучше, но даже прием антидепрессантов, сеансы нейрофидбэка и другие упражнения, казалось, не в силах исправить то, что сломалось глубоко внутри. Черная дыра была полезной метафорой для испытываемой Карой боли, но я хотела знать, из-за какого именно элемента ее неврологической схемы эта черная дыра неизменно оставалась целой и невредимой.

Затем произошло нечто неожиданное. Кара стояла в вестибюле дома в колониальном стиле начала века, расположенного в районе, где на протяжении столетий обитали американские патриоты, политики и бизнес-лидеры. Официанты предлагали говядину на тостах; из другой комнаты послышался хлопок и радостные возгласы, как будто кто-то открыл бутылку шампанского. Кара устроила прием для своих коллег и важных клиентов. Там, в сверкающем доме, окруженном историей, отмечая важное событие с близкими людьми, Кара впервые поняла, что не чувствует себя частью всего этого. Ощущение было знакомым, но озадачило Кару, поскольку ее личные качества были весьма достойными, а дружеские отношения – настоящими. Почему же она чувствует себя именно так? Более того, почему это чувство так сильно ее беспокоит?

Пытаясь помочь Каре понять ту боль, которую она испытывала, я рассказала ей об исследовании с игрой Cyberball, объясняющем, почему исключение из социального круга настолько болезненно. Наоми Айзенбергер и Мэтью Либерман, первыми проводившие его, использовали результаты своих экспериментов в качестве основы теории наложения физической и социальной боли (social pain overlap theory, SPOT). Согласно этой теории боль, которую мы испытываем под воздействием физической травмы, «совпадает» с болью из-за исключения из социума. Наш организм не видит разницы между этими двумя типами боли. Для людей быть частью группы очень важно, а быть исключенным из нее – опасно.

Озарение, снизошедшее на Кару на вечеринке, переросло в трансформационную концепцию, которая в конце концов позволила определить источник происхождения ее черной дыры. По сути, она представляла собой не что иное, как глубокое ощущение полного отсутствия принадлежности к социальной группе. Кара никогда не испытывала настоящего чувства принадлежности к какой бы то ни было группе. В детстве ее семья была в лучшем случае дезорганизованной, а после смерти сестры стала эмоционально разобщенной. Затем Кара начала работать в профессиональной области, которая считалась преимущественно мужской, и никогда не ощущала себя своей в этой среде. После замужества она никогда не чувствовала себя частью большой семьи мужа. Переехав на Восточное побережье, она так и не приспособилась к его культуре. Кара всегда оберегала своих детей от знания о существовании этой черной дыры; она просто не могла поделиться с ними этим. Так она и жила с ощущением социальной изолированности.

Следующая неожиданность произошла во время разговора о том, соответствует ли эта точка зрения действительности. Я поинтересовалась, всегда ли Кара ощущает себя исключенной из социального круга или в ее настоящей жизни все же есть что-то, что позволяет ей испытывать чувство принадлежности? Ответ Кары был быстрым и четким: две кошки бурманской породы, Веллингтон и Сили, дорогие, любящие существа, с которыми ей гораздо комфортнее, чем с людьми. Когда Кара говорила о кошках, она чувствовала, как ее черная дыра уменьшается.

Были еще периоды, когда Кара испытывала чувство принадлежности: каждый раз при встрече с братом Максом. Они оба обладали таким качеством, как остроумие, и любили добродушно поддразнивать друг друга. В отношениях с братом Кара чувствовала себя «своей». С сестрой Шарлин у нее порой складывались напряженные отношения из-за различий во взглядах на жизнь, но когда они проводили время вместе, Каре тоже было комфортно. Кара так объяснила появление чувства принадлежности под воздействием отношений с братом и сестрой: «Я действительно ощущаю себя на своем месте с этими людьми. Порой мне кажется, что у меня нет ничего общего с ними, но на самом деле это не так».