— Ну… извините, — сказал Иван.

Крыс молча приподнял правую бровь.

— Хорошо, — кивнул Иван. — Без «ну», просто — извините. И подскажите мне, пожалуйста, к кому обратиться…

Крыс улыбнулся, снова продемонстрировав резцы.

— Еще раз — хорошо, — Иван глубоко вдохнул и выдохнул. — Я понял — обращаться к вам. Вот мое предписание.

Старик взял предписание, так же внимательно, как и удостоверение, осмотрел бумагу, чуть ли не елозя носом по ней. Отложил в сторону, к своей книге.

Потом выдвинул ящик стола. Со скрипом, с грохотом, будто в ящике перекатывалось что-то тяжелое. Достал пистолет. Аккуратно, отметил вздрогнувший было Иван, двумя пальцами за скобу. Качнул оружие в воздухе и положил возле книги. Пушка у Крыса была еще более древняя, чем ремонт вокзала. «Вальтер» П-38. Девять миллиметров, грани вытерты до блеска.

На свет появился официального вида конверт с сургучными печатями Инквизиции, прошитый крест-накрест металлической нитью.

Конверт лег на стол. Старик даже подтолкнул его ногтем на самый край. Жест получился естественный и не без оттенка некоторой брезгливости.

Иван взял конверт, демонстративно осмотрел с обеих сторон, убедился, что нить и печать в целости и сохранности.

— А мы, пожалуй, прогуляемся, — сказал Крыс. — Вот с молодым человек встанем и выйдем, подышать воздухом. Может, молодому человеку что-то нужно?

— В туалет, — с юношеской непосредственностью сообщил молодой человек.

— Правда? — восхитился Крыс. — А я вот думал, как бы и вас не оставить в одиночестве, и посетить туалет? А тут — такое совпадение намерений и, можно сказать, вкусов.

Старик подошел к двери, открыл ее и широким жестом пригласил Всеслава выйти первым.

Когда дверь закрылась, Иван вздохнул с большим облегчением. Таких стариков нужно приравнивать к общечеловеческому достоянию и хранить в надежном месте. Без доступа света и воздуха. С такими талантами — и еще живой. Но отхлестал старик Инквизитора талантливо и, нужно отметить, бесстрашно. И всего за пару минут ответил на извечный вопрос, гулявший в среде оперов Ордена Охранителей, откуда берется столько уродов для комплектования рядов Объединенной Инквизиции. А ниоткуда. Достаточно взять человека, наделить его полномочиями, властью и разрешить окружающим его бояться.

Иван вскрыл конверт, достал тонкий лист бумаги.

Из текста следовало, что Александрову следовало прибыть в Новый Иерусалим для ротационной замены брата Павла Астуриаса, координатора проекта «Н».

Иван перечитал приказ трижды, осознавая, что ни понятнее, ни легче от этого ему не становится. Разве что брат Павел Астуриас, если судить по фамилии, скорее Пабло, и это подтверждало слухи о том, что Инквизиция обожает направлять своих работников подальше от родных мест. И одновременно это озадачивало, ибо назначение Ивана как раз этот слух опровергало.

Иван родился километрах в пятистах от этих мест, что было хоть и не совсем рядом, но на расстоянии ничтожном, с точки зрения глобальной.

Эти рассуждения Иван отложил подальше в мозг, поставив, однако, отметку: «Обдумать на досуге».

Остальное в тексте распоряжения было совсем плохо. Иван не знал ничего ни о Новом Иерусалиме, ни о проекте «Н», ни о том, чем именно должен заниматься координатор этого самого проекта. Всего одна фраза на бумаге была понятна и привычна. По прочтении уничтожить.

Иван осмотрелся и обнаружил на письменном столе мраморную пепельницу и зажигалку. Потертый бензиновый раритет. Скомкав бумагу, Иван положил ее в пепельницу и только тогда щелкнул зажигалкой, держа руку осторожно. Он навсегда запомнил свое первое знакомство с гремучей бумагой секретных документов Инквизиции и Конюшни, попытавшись по молодости сжечь ее, держа в руке.

Как и тогда, бумага пыхнула, почти взорвалась. Только сейчас — в пепельнице, а тогда, в первый раз, в руке, да еще перед самым лицом. Брови воняли паленым два дня.

В дверь постучали.

— Да-да, — ответил Иван.

— Я могу войти? — спросил Крыс из-за двери.

— Да, конечно.

Старик вошел и сел на свое место за стол. Сейчас лицо у него было серьезным и сосредоточенным. Даже нос не шевелился.

— Кто это с вами? — Крыс чуть прищурился, разглядывая Ивана, потом, как бы спохватившись, взял со стола пистолет, поставил его на предохранитель и сунул в ящик.

— А патрон в стволе, — сказал Иван. — Неаккуратно…

— Привычка, — отрезал старик. — Но что это за мальчишка? Вы должны были приехать в одиночку, без странного сопровождения. Откуда этот дьяволопоклонник?

Иван в двух словах рассказал историю своего знакомства со Всеславом.

— Так-так-так, — задумчиво пробормотал Крыс, глядя на серое от пыли окно. — Случайно, говорите?

— Абсолютно. Я и сам не знал, что выйду на перрон. Захотелось водки, знаете ли…

— Водки… — протянул Крыс. — Вы очень привязались к мальчишке?

— Что значит — привязался? Я его знаю всего два дня. Раза четыре за это время испытывал сильное желание придушить.

— Но не придушили…

— Не нашел повода.

— Вам нужен повод для такой мелочи? Впрочем, это не мое дело. Что касается Всеслава… Несовершеннолетние должны жить в интернате. Полагаете, есть смысл ему это вообще предлагать? Он производит впечатление очень независимого мальчика. Куртку, пожалуй, с него придется сдирать вместе со шкурой. Хотя я могу и ошибаться… Привязался же он не к какому-нибудь предавшемуся… или к БП…

— К кому, простите?

— К Бродячему Проповеднику, — пояснил старик. — У нас не принято поминать вслух об их существовании, знаете ли…

— Теперь знаю. И что дальше?

— Дальше… Дальше, через десять минут приедет машина, и вас отвезут в Новый Иерусалим, к месту несения службы. Вы лично знакомы с Пашей?

— С Астуриасом? Нет, вообще узнал о его существовании только из пакета, а что?

— Ничего. Если бы знали лично, или, не дай бог, были бы друзьями, то пришлось бы выражать вам соболезнование, успокаивать… — Крыс говорил все это легко, с какой-то несерьезной интонацией, но глаза отслеживали каждое движение Ивана, цепко и серьезно.

Психолог, блин, сообразил Иван. Старик напоминает психолога из Конюшни. Даже не психолога, а психологов. Не конкретного человека, а всю их братию, склонную к пакостям, которые сами они именуют тестами. Вот именно так должен выглядеть среднеарифметический психолог Ордена Охранителей на пенсии. Кстати, стариков среди психологов в Иерусалиме не было. Не старше сорока — сорока пяти лет.

Все старики попадают в Новый Иерусалим, подумал Иван и смутился, обнаружив, что Крыс все еще смотрит в его лицо, ожидая реакции.

Соболезнования?