Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ясно, — кивнул Всеслав. — А меня зовут…
— А это ты еще не знаешь, как тебя зовут, — перебил Тепа мальчишку. — Ты думаешь, что тебя так зовут. Хочешь, чтобы тебя так звали, а как звать будут — это ты узнаешь потом.
— Всеславом меня зовут, — сказал Всеслав. — Только так.
— То есть отзываться на другие имена не будешь?
— Не собираюсь.
— Интересно будет посмотреть. — Тепа оглянулся на мальчишку, автобус влетел колесом в колдобину, подняв фонтан жидкой грязи.
— Ты бы за дорогой следил, философ, — посоветовал Иван, от толчка чуть не слетевший с сиденья. — Дороги у вас тут хреновые…
— Дороги как дороги, — пожал плечами водитель, вцепившись, однако, в руль обеими руками. — Откуда им взяться другим? Ты еще осенью попробуешь, после месяца дождей… А это так, цветочки. Тебя как зовут?
Водитель снова собирался пофилософствовать. Ему явно нравилось плести словеса вокруг многозначности слов так, чтобы и собеседника в тупик поставить, и себя, речистого, позабавить.
Первым желанием было представить по полной форме, с новым званием, именем-отчеством-фамилией, но печальный опыт общения с Крысом уже давал свои первые результаты. Это старику можно было без особого морального ущерба простить пренебрежение к званию и статусу, а парню с колоритным именем Тепа пришлось бы или морду бить, или наказывать официально. Официально за оскорбление Инквизитора полагалось очень серьезное наказание, а драться не хотелось.
— Ванькой-Каином меня звали, — неожиданно для себя сказал Иван.
— Оп-па… — Водитель оглянулся на Ивана. — Это за что же так?
— За убийство, за что же еще?
— Брата? — с некоторым даже восхищением уточнил водитель.
Даже Всеслав с интересом посмотрел на Ивана.
— Не то чтобы брата, но сослуживца. Не совсем, впрочем, хотя и на службе. — В этом месте фразы Иван сообразил, что выдал что-то уж совсем неудобоваримое, и решил не продолжать.
— По служебной, выходит, надобности? — с понимающим видом произнес Тепа, глянув на Ивана через зеркало заднего вида даже с некоторым уважением. — То есть можешь, если что, и своего грохнуть? Если припрет?
— Если припрет, — подтвердил Иван.
— Это правильно, — кивнул водитель. — Это значит, что, как Пашка, не подставишься… Не станешь стращать там, где нужно было стрелять.
— Это какой Пашка? Астуриас?
— А какой же еще? Ты ж вместо него приехал? Инквизитор?
— Старший Исследователь Объединенной Инквизиции…
— Ох, ни хрена себе! — теперь уже не скрываясь, восхитился Тепа. — Целый Старший Исследователь? А в Инквизиции ты сколько?
— Неделю.
— И снова — ни хрена себе! Такая карьера за семь дней?
— Господь за неделю сотворил мир, — неожиданно вмешался Всеслав.
Иван удивленно посмотрел на него. Водитель даже притормозил автобус и тоже глянул на мальчишку.
— Что уставились? Библию я читал, на Закон Божий ходил… Попробовал бы не ходить.
— A-а… ну тогда — ладно. — Тепа прибавил газу, и автобус снова бойко запрыгал по колдобинам. — Сын твой, что ли?
— Что? — не понял Иван.
— Спрашиваю — сын твой? Этот, в куртке. — Водитель указал пальцем через плечо.
— Не дай бог, — одновременно сказали Иван и Всеслав.
— Тоже верно. Что Инквизитор папой, что дьяволопоклонник сыном — одинаково неприятно и неудобно. Мне сказали, что пацана в интернат завезти нужно. Так?
— Так, — снова в унисон ответили оба и засмеялись.
— Лады, — засмеялся и Тепа. — Это получается у нас крюк в полсотни километров… А у меня бензину… Придется нам рвануть через Малые Брехуны. Это еще сорок километров в сторону. Покатаемся.
— Название забавное, — сказал Иван.
— Название как название. К северному Кордону вообще есть деревня Говнюки. И ничего, люди привыкли. Название давно могли сменить, но ведь их деревня упоминалась в летописи еще в десятом веке. Гордыня, понятное дело, грех, но тут наказание за нее заключено в ней самой. Я — из потомственных Говнюковых! — провозгласил водитель. — Правда, засранцы придумали развлечение — присваивать кому ни попадя звание «Почетный гражданин Говнюков».
Забавный парень, подумал Иван, разглядывая бритый затылок Тепы. Такой живой, непосредственный. Если бы не поглядывал время от времени в зеркало заднего вида строгим, настороженным глазом, совсем можно было бы ему поверить.
В какие забавные места забросила Ваньку-Каина судьба! С такими симпатичными и насквозь прозрачными обитателями. Вначале — Крыс, потом — Тепа.
— Кстати, Тепа, а как зовут у вас господина на вокзале? И заодно, в документах как он значится?
— По-разному его зовут. Кто как. И от настроения зависит тоже. Мужики по пьяному делу и сволочью старой назвать могут. А могут СигизмундОй кликнуть, с ударением на последний слог. За глаза как только не называют… Чаще всего — Белым Кроликом.
— Он мне тоже на грызуна показался похожим, — встрял в монолог Всеслав. — С зубами, носик дергается…
— Белым Кроликом, — с нажимом повторил Тепа.
— А какая разница? — удивился Всеслав. — Что белым, что серым… Не один грызун?
Водитель собрался сказать что-то резкое, плечи приподнялись, и Иван решил вмешаться:
— Он прочитает «Алису». Я прослежу.
— Ну разве что… — Плечи Тепы расслабились. — А то и нарваться можно. Грызун, значит… Молодежь пошла…
Всеслав решил, что его оскорбляют, и набычился.
Иван показал ему кулак.
Мальчишка шмыгнул носом и отвернулся к окну.
Вода текла по стеклам сплошным потоком, дворники на лобовом стекле елозили почти бессмысленно — как Тепа умудрялся разглядеть хоть что-то, было совершенно непонятно.
— А я тут каждый метр дороги знаю. — Водитель пояснил с таким видом, будто услышал мысли Ивана. — В прошлом годе на спор с Мурлом от Нового Иерусалима до Малых Брехунов с завязанными глазами доехал, прикинь. Не летел, больше двадцати километров в час не выжимал, но ведь доехал. Десять ящиков водки Мурло мне выставил. Гуляли от всей души. Отец Амвросий замучился исповедовать да грехи отпускать.
— За водку?
— За водку в Великий Пост. — Тепа поднял указательный палец. — Тут не забалуешься, между прочим. Батюшка исповедует, выслушивает каждого, но я-то ведь вижу, что он крестом своим наперсным приложил бы с куда большим удовольствием.
— И что же наложил на всех? — уже с неподдельным интересом поинтересовался Иван.
В Конюшне опера себе такого не позволяли. За такое в Конюшне можно было и со службы вылететь.