– И ты тоже, – говорит Джеб и слегка отстраняется, чтобы взглянуть на меня. – Не надо больше плакать, ладно?

Я шмыгаю носом.

– Но тебе надоело меня рисовать…

Какая я жалкая. Мама где-то на другом конце света, а я тут плачу перед своим парнем из-за того, что перестала быть его моделью.

Но прямо сейчас Джеб – единственный оплот стабильности. А я собираюсь с ним расстаться, пускай этого мне хочется меньше всего.

– Надоело?.. – Он морщит лоб. – Ты шутишь? Мне никогда не надоест рисовать тебя. Это платье… – Он гладит жемчуг и блестки у меня на боках. – Я нарисую новую серию: соблазнение феи при луне. Начнем после выпускного.

Да. Выпускного, которого не будет. Я прикусываю губу, чтобы не закричать.

Джеб наклоняется, так что наши лбы соприкасаются.

– Не могу дождаться, – говорит он, просовывая палец под бретельку платья. Моя кожа так и вспыхивает. – Сегодня я загляну в студию, которую сняла Роза. Там есть второй этаж. По-моему, это идеальное место, чтобы нам с тобой побыть вдвоем после бала…

Мне до боли хочется сказать: «Но я не пойду на бал!»

Дверь распахивается, и я не успеваю сказать правду.

– Привет, пташки, – с улыбкой говорит Дженара.

Она протягивает Джебу печенье и разглядывает нас, очевидно понимая, что прервала процесс.

– Извините, что помешала, но пришла твоя мама, Эл.

– Да?

– Она в доме. Оказывается, она возилась на заднем дворе и не знала, что мы тут.

Я чувствую, как ускоряется пульс. Мама наверняка вернулась через зеркало. Я должна выяснить, куда она ходила.

– Погоди… ты оставила ее наедине с ним?

Дженара стряхивает крошки с рваных джинсов. Вид у нее растерянный.

– С кем, с Эм? Он пошел в туалет еще до того, как я ее увидела…

Вечернюю тишину разрывает грохот. Потом раздается мамин крик. Перебросив шлейф через руку, я бегу в дом. Джен и Джеб следуют за мной.

Морфей стоит на пороге спальни, с вдумчивым видом заглядывая внутрь. Я огибаю его и осторожно подхожу к маме. Она стоит на коленях среди бесчисленных осколков стекла. Рядом лежит мое трюмо, точнее – пустая деревянная рама.

Заправляя цепочку за ворот спортивной куртки, мама поднимает голову и смотрит на меня. Я даже не в состоянии спросить, где она взяла ключ. Она кажется такой маленькой и хрупкой в этой слишком просторной куртке. Солнце отражается в битом стекле, усеивая всё вокруг яркими точками света.

Я присаживаюсь рядом, стараясь не порезаться.

– Ты цела?

Мама прячет одну руку за спину.

– Я пыталась передвинуть зеркало… но оно стукнулось о комод, и стекло вылетело.

Она оглядывается на зрителей.

– Это он виноват.

Сначала мне кажется, что мама имеет в виду Джеба, но тут в комнату заходит Морфей.

– Неправда, – говорит он и садится на кровать. – Вы разбили зеркало еще до того, как увидели меня. По-моему, вы сделали это нарочно, хотя я понятия не имею зачем.

– Эй! – Джеб тоже заходит и смотрит на Морфея раздраженно и озадаченно. – Не хами.

Морфей мрачно глядит на него в ответ и встает. Оба стоят глаза в глаза.

– Человек должен сначала заслужить мое уважение.

Губы Джеба изгибаются.

– Не бери кусок не по себе, парень. Ты тут гость, не забывай.

Он проталкивается мимо, не замечая тени крыльев, которые вздымаются за спиной у его противника.

Мама ахает – и это доказательство того, что она видит крылья и знает, что наш гость не тот, за кого выдает себя. Видимо, она узнала Морфея в ту секунду, когда он появился на пороге.

Джеб опускается на колени и касается маминой руки.

– Миссис Гарднер, можно посмотреть? – мягко спрашивает он.

Мама, точно в трансе, показывает ладонь. Из глубокого пореза, который тянется от основания большого пальца до мизинца, течет кровь.

В животе у меня стягивается узел.

– Мама, ты поранилась!

Джен вскрикивает и зажимает рот. Хотя моя подруга может спокойно смотреть ужастики хоть двадцать четыре часа подряд, реальной крови она не выносит. Кровь напоминает ей виденные в детстве сцены.

– Сейчас принесу пластырь, – говорит она и, дрожа, направляется в ванную.

– Наверное, придется зашить, – говорит Джеб, помогая маме встать и подводя ее к кровати.

Он перевязывает руку чистой стороной банданы. Мама как будто ни на что не обращает внимания, и мое тело буквально ноет от тревоги. Я начинаю подбирать с пола осколки.

Хочется остаться с ней наедине, успокоить, прижаться своим родимым пятном к ее пятну, чтобы исцелить рану. Но как избавиться от зрителей? Я крепче сжимаю в пальцах осколок стекла, пытаясь вернуть себе контроль над жизнью, летящей под откос.

Морфей отступает в сторону и поворачивается спиной к Джебу и маме. Он достает из комода бумажные салфетки и протягивает мне, подбородком указав на мой стиснутый кулак.

Из него капает кровь, пачкая валяющиеся на полу осколки. Указательный палец болит. Я разжимаю ладонь и вижу царапину – тонкую, как порез от бумаги. Наверное, я слишком сильно сжала стекло. Я заворачиваю палец в салфетку, чтобы не испачкать кровью перчатку.

У меня перехватывает дыхание, когда я вновь смотрю на пол. Моя кровь перескакивает с осколка на осколок, как прыгающая в волнах прибоя галька. За ней остается тонкий след. В результате на полу появляется алая стрелка, которая указывает на шкаф.

Я оставила дверцу приоткрытой, когда доставала сапоги. В щелку я замечаю внутри какое-то движение. Из темноты на меня смотрят два светящихся розовых глаза.

Я узнаю этот пронизывающий взгляд где угодно. Его обладатель первым приветствовал нас с Джебом, когда в прошлом году мы прыгнули в кроличью нору.

– Белл Кроллик, – негромко говорю я.

Морфей, кажется, при виде подземца взволновался не меньше, чем я. Значит, это не его затея.

В прошлом году Кроллик, в качестве королевского советника, принес клятву верности мне и Гренадине. Может быть, он пришел предупредить меня, что в Червонном королевстве случилась беда. Наверное, он испугал маму, и она разбила зеркало.

Я радуюсь, что четверг – инвентарный день в папином магазине. Он вернется не раньше семи. Возможно, до тех пор я успею со всем этим разобраться – с помощью Морфея. И я имею в виду не только битое стекло.

Вбегает Джен с аптечкой, и я поспешно принимаюсь бинтовать мамину руку, одним глазом наблюдая за шкафом. Как будто поняв, что его заметили, Кроллик пятится глубже. Рогами он цепляется за вешалки, и они гремят.