В общем, к концу соло сэра Галахэда я был готов. Спекся. И, как только он окончил свою ужасно длинную балладу, я, опасаясь за судьбу вожделенной белой ленты в волосах леди Амелии, вскочил с места. И вовремя. Ошарашенные любовным пылом сэра Галахэда дамы уже собирались надеть на его богатырскую шею лавровый венок победителя. Но я успел.

— Ваше величество, — обратился я к герцогине, исполнявшей роль председателя женского жюри. — Может ли гость просить о чести быть допущенным к соревнованиям поэтов?

— Конечно, господин Моррис! — кивнула герцогиня.

У меня в кармане был только один козырь — но какой! Пока все отдыхали, я перевел на доригианский один из сонетов Петрарки, единственный известный мне средневековый сонет. Пусть теперь рыцарь-бард, избалованный легкими победами над своими собратьями, посостязается с великим итальянцем!

Сонет я прочитал при гробовом молчании, глядя в синие глаза одной юной особы. Зато что творилось, когда я окончил читать! Как только выдержали дамские ручки такую бурю аплодисментов! Мысленно я адресовал их возлюбленному Лауры, а себе оставил венок, который едва не оказался на недостойных плечах, и одну белую ленту.

Увидев ее в моих руках, сэр Галахэд побелел, частично компенсировав тем самым недостаток вышеозначенного цвета в своем костюме. У этих средневековых джентльменов, оказывается, были такие слабые нервы! Со своей стороны, увидев, что он вот-вот упадет в обморок или кинется на меня, я нарочито медленно поцеловал краешек ленты и, связав бант, прикрепил его себе на грудь.

Сердце бедного барда не вынесло такой муки… И он бросился… Но не на меня, а из зала!..

Через час мы распрощались с герцогиней. На недоуменные вопросы Голдин сообразил ответить, что нам нужно сегодня ночью доложить своему правительству о том прекрасном приеме, который нам здесь оказали. Объяснение удовлетворило герцога, и он выразил желание непременно видеть нас завтра на рыцарском турнире. Мы обещали быть.

Всю обратную дорогу Грег дулся. Молчали и остальные. Я чувствовал, что на корабле меня ждет основательная нахлобучка. И к сожалению, на этот раз не ошибся…

После нахлобучки я обычно сплю особенно хорошо. Так и на этот раз. Спал отлично, а проснулся от того, что кто-то осторожно тронул меня за локоть. Я открыл глаза и увидел Олега. С заговорщицким видом он тянул меня с койки, прижимая палец к губам.

Пришлось вставать.

Пока я умывался, в салоне возле иллюминатора Сергеев ожесточенно спорил о чем-то с Эррерой. Когда я подошел к ним, оказалось, что Грег тоже сидел там. Меня, очевидно, разбудили последним. Жалеют после вчерашнего. А я не очень люблю, когда меня жалеют.

Ладно. Хамить — так хамить. Пусть сполна ощутят угрызения совести. Как ни в чем не бывало, я поинтересовался, зачем нужно было так рано подниматься. Мол, еще не рассвело, а жизнь во дворце начинается лишь около восьми утра.

Вместо ответа Грег показал на иллюминатор. Я посмотрел и не поверил собственным глазам. На соседнем холме, примерно в трех километрах от нас, неподвижно стоял… еще один «Северин»! Разумеется, это был просто звездолет того же класса, но потрясение было столь велико, что я не сразу об этом догадался. Окутанный дымкой тумана, он представлял собой здесь, на средневековой планете, весьма внушительное зрелище.

— Кто-нибудь видел или слышал, как он садился? — спросил я.

— В том-то и дело, что нет. Минут за пять до этого я смотрел в иллюминатор — ни на холме, ни в небе ничего не было, — ответил Эррера. — Потом я отвлекся, а когда снова взглянул — он уже стоял. Но ведь невозможно сесть за две-три минуты и совершенно неслышно! Я запросил позывные, он не отвечает.

— Я все-таки думаю, что прошло больше времени, — возразил Сергеев. По-видимому, об этом они и спорили. — Да и тучи сегодня очень низко.

— Пускай. Но интерком включен на рубку. И клянусь, что я не слышал ни звука. Так не бывает, — не сдавался Хорхе. — Что-то здесь не то!

— Надо пойти туда, — предложил я.

— Не надо, — сказал Голдин. — Кто-то уже вышел из него и идет к нам. Через несколько минут должен появиться у трапа. Интересно, кто это вопреки решению Всемирного Совета сюда пожаловал?

— Я, кажется, догадываюсь, — пожал плечами Олег. — Решение не касалось лишь одного человека, имеющего право работать в Зоне Контакта.

Тут дошло и до меня. Это действительно мог быть только Кантона, получивший исключительное право на разработки здесь, на Тефисе.

Спустя десять минут мы смогли убедиться в правоте Сергеева. Космогеолог карабкался на наш холм, помогая себе суковатой палкой, видимо, только что подобранной. Шел он довольно медленно и тяжело, но вот-вот должен был подойти к «Северину».

— Хорхе, откройте, пожалуйста, люк и опустите трап. Будем принимать гостя, — сказал Голдин.

Вблизи Кантона выглядел не столь презентабельно, как несколько дней назад в Аделаиде. Возможно, виной тому было плохое самочувствие. Если на лекции он держался очень прямо, будто проглотил палку, говорил сухо и отрывисто и смотрелся этаким английским лордом образца XIX века, то сегодня лорд явно поблек.

Правой рукой Кантона поддерживал левую, весь сгорбился и левое плечо наклонил вперед. При этом за спиной у него болтался нелепого вида рюкзачок.

Пройдя в рубку и поздоровавшись со всеми кивком головы и коротким бурчанием, он сел в кресло. Рюкзак, явно мешавший сидеть, он снять не пожелал.

— Насколько я понимаю, вы и есть та самая группа, которая должна развернуть здесь музейную экспозицию?

Такая трактовка наших задач меня несколько удивила. Однако Голдин никак не прореагировал на этот выпад. Он привстал со своего кресла и вежливо произнес:

— Разрешите представить вам сотрудников земной миссии на Тефисе.

Последовала церемония знакомства, не слишком, по-видимому, заинтересовавшая космогеолога. Неожиданно Голдин прибавил:

— А ведь мы с вами встречались, мистер Кантона.

— Вот как?

— Арикс-1, год назад… Вы брали там на ферме свежую рыбу.

— Не помню… Очень жаль, но не припоминаю.

— Вы пробыли на Ариксе сутки и даже выиграли у меня в шахматы.

— Ах да, — ненатурально оживился Кантона. — Теперь, кажется, вспомнил.

Но было очевидно, что это он из вежливости. Поэтому Голдин перевел разговор на другую тему.

— У вас болит рука?

— Это следствие, — поморщился Кантона. — У меня был сердечный приступ. Три дня лежал в кубрике, не мог пошевельнуться. Вчера только оклемался. А теперь вот ноет старая рана. Следы одной неудачной посадки лет двенадцать назад…

— И вы не связывались с Землей за эти три дня? — удивился Голдин. — Даже не консультировались с врачами?

— Говорю же, лежал как мертвый.