платок. Несколько секунд кручу его в руке, понимая, что с непокрытой головой все равно не выйду из дома. А так, по крайней мере, я сама его выбрала.

Меня угнетает сложившаяся ситуация. Настолько, что я ловлю себя на мысли, что уже несколько дней не рисовала, и меня не тянет. Это очень странно, потому что последние лет пять я рисую постоянно, каждый день. А сейчас… Что мне рисовать? Свой гнев? Омара? Огни большого города? Осознаю, что прямо сейчас я бы с радостью оказалась в пустыне. В прохладной комнате напротив панорамного окна. Я бы могла бесконечно смотреть на то, как движутся барханы, и не устать от этого зрелища. Вот что могло бы вернуть мне вдохновение и подарить спокойствие.

Выхожу из комнаты и двигаюсь к выходу из квартиры, где у двери меня уже ждет Омар. Но за пару шагов до него внизу живота появляется резкая боль, и я складываюсь пополам.

Глава 32

– Ниса! – Омар бросается ко мне и подхватывает, не давая упасть. Медленно спазм отступает. – Что такое? – встревоженно спрашивает он, когда я начинаю понемногу выпрямляться. Дышу глубоко и тяжело, боясь, что изменение положения вернет неприятные ощущения.

– Не знаю. Резко стало больно.

– Где? Живот?

– Мгм.

– Быстро едем к врачу.

Он бросает взгляд на мои ноги, на которые я натянула кеды, проигнорировав босоножки, которые мне оставили в гардеробе. Они были красивые, бесспорно, но мне показалось, что ни одна пара совершенно не вяжется с выбранным мной нарядом.

Омар подхватывает меня на руки так, словно я ни грамма не вешу, локтем нажимает кнопку лифта и стоит так. Не удержавшись, я кладу голову на его грудь и слышу, как быстро колотится его сердце. Неужели он так волнуется обо мне? Хотя нельзя обольщаться. Омар, скорее всего, беспокоится о наследнике, которого я ношу под сердцем.

В клинику нас везет его водитель. Омар при этом располагается на заднем сиденье, ни на секунду не выпуская меня из рук.

– Я могу сидеть рядом, – ерзаю у него на коленях, когда мое самочувствие возвращается к норме. – Все уже хорошо, Омар, пусти.

Он нехотя позволяет мне сесть рядом, но бросает на меня взгляды, когда куда-то звонит и разговаривает на арабском.

Водитель останавливает машину у самого входа в высокое белое здание с огромной вывеской на арабском. Надо учить этот язык, потому что я ни черта не понимаю, и это раздражает. Омар помогает мне выйти из машины и ведет внутрь. Коридоры, лифты, рецепции, люди в медицинских костюмах и куча беременных женщин. Такое ощущение, что их всех собрали со всего города в этом здании.

– Омар, – шепчу, подходя к нему ближе. Он почему-то все время идет немного впереди меня.

В этом здании практически нет мужчин, что удивительно. Большинство беременных ходят в сопровождении женщин. Тем контрастнее мой муж смотрится на фоне этого женского многообразия. Мне становится неловко, потому что все пялятся на нас с такими взглядами, как будто хотят спросить, на кой черт я приволокла сюда мужчину.

Омар оборачивается на мой зов и с тревогой всматривается в мое лицо.

– Не так быстро, я за тобой не успеваю. И… все пялятся на нас. Почему?

– Не обращай внимания, – коротко отвечает он, а потом берет меня за руку и ведет дальше по коридору.

От его жеста мне становится одновременно спокойнее и еще более волнительно. Сердце в груди громыхает, но я не позволяю себе даже и близко подпустить мысли о приятных ощущениях, чтобы не разочаровываться от того, как рушатся воздушные замки.

Мы подходим к кабинету, и Омар дважды коротко стучит. Там ему что-то отвечают – снова на арабском, – и мы входим.

В кабинете нас встречает улыбчивая врач в медицинской форме и с платком на голове. Красивая женщина средних лет с интересом осматривает нас и приглашает присесть. К счастью, она говорит на английском, и я немного расслабляюсь.

– Господин Омар, вы можете подождать в коридоре, – предлагает она.

– Я останусь здесь.

– Но вы же не будете присутствовать при осмотре, – ее брови подскакивают вверх, а глаза становятся больше. О, док, я бы не обольщалась. Этот, если надо, и осмотр сам проведет.

– При осмотре – нет. Но на УЗИ хотел бы присутствовать.

– Это немного не то УЗИ, о котором вы говорите. Не думаю, что это хорошая идея, господин Омар.

– Тогда прошу вас сделать так, чтобы идея стала хорошей, – твердо произносит он.

Меня даже начало забавлять то, как врач противостоит властному Омару, но она внезапно сникает и кивает, поджав губы. Это удивляет меня, я думала, она будет настаивать на том, чтобы он покинул кабинет.

После стандартного опроса, во время которого врач краснела больше меня, она наконец просит меня перейти в смотровую, а Омара – остаться на месте. Осмотр не приносит ничего нового. Врач ощупывает, снова опрашивает, с особой тщательностью проверяет мой живот.

– Живот мягкий, признаков угрозы я не вижу. Сейчас еще посмотрим на УЗИ. Одевайтесь. Что вы сегодня ели? – спрашивает она, сбросив перчатки и подставляя ладони под воду.

– Я не знаю.

– В каком смысле? – она смотрит на меня как на умалишенную, и я хорошо ее понимаю.

– Я… пока еще не знаю названия ваших блюд. Может, Омар лучше подскажет.

– Пройдемте на УЗИ. Господин Омар, прошу подождать минуту, пока ваша жена устроится на кушетке, а после я вас позову. Госпожа, вы можете ложиться, – указывает она на кушетку.

Как только я ложусь, она зовет Омара и подвигает ширму так, что мы с ней остаемся за ней, а Омар садится с другой стороны. Сейчас он видит только мое лицо и монитор УЗИ, в который и я смотрю с колотящимся сердцем. Врач вводит датчик и начинает показывать и объяснять все, что мы видим на экране. Мой взгляд то и дело переходит на Омара. Он сосредоточенно пялится в экран, между бровями залегла небольшая морщина. Мне хочется хихикать над его потугами разобраться с темным пятнышком на мониторе. А потом кабинет заливает звук какого-то ритмичного шума.

– Что это? – резко спрашивает Омар, глядя на меня.

– Это сердцебиение вашего ребенка. Ритм ровный, громкий. Все хорошо, – мягко отвечает врач.

И тут я вижу то, чего не видела уже давно. Можно сказать, я видела только тень этого явления. Тогда, во время моего заточения в доме Аль Мансури.

Я вижу улыбку Омара. Как же, оказывается, она идет ему. Все лицо светлеет, взгляд становится мягче. Он, не отрываясь, смотрит на