и перестаю дышать. Взгляд впивается в плавящийся воздух пустыни, за которым я могу рассмотреть расплывающиеся очертания барханов. Я уже и забыла, какой восторг вызывала во мне пустыня в прошлое мое пребывание в этом доме. Сейчас эти чувства, кажется, возвращаются сторицей.

Очень хочется выйти на балкон и полюбоваться потрясающими пейзажами, но в такое пекло это не самая лучшая идея. Я снова подтягиваю кресло к окну и устраиваюсь на нем, задумчиво водя пальцем по стеклу, словно очерчиваю контуры барханов, чтобы позже нарисовать их. Нужно будет проверить, вернули ли мои принадлежности для рисования.

– Зухра,– зову ее, когда она, унеся поднос, возвращается в комнату с одеждой, спрятанной в чехлы. Она останавливается на полпути к гардеробу. – Скажите, а куда подевались мои принадлежности для рисования?

– Они в кабинете у господина. Я принесу.

– Не надо, я сама могу сходить. В конце концов, целый день лежать или сидеть я не могу.

– Но там господин… – тянет она с сомнением.

– Это вам он господин, а мне – муж, – строго выговариваю я, и она, поджав губы, скрывается в кабинете.

Выхожу из спальни, довольная тем, как ступни касаются прохладного паркета. Надо же, какая огромная разница между домами отца Омара и его собственным. В доме старшего Аль Мансури традиционный интерьер. Все эти арки, резные перегородки и двери, мрамор, высокие потолки. Дом Омара хоть и построен из такого же белого камня, но у него более современный дизайн. Больше стекла и дерева, хромированные детали и острые углы. Но цветовая гамма – теплая и уютная, – все же сохранена. А рядом с гардеробом в моей спальне стоит красивая резная деревянная ширма.

Остановившись у кабинета Омара, я нерешительно перетаптываюсь с ноги на ногу. Хамоватая часть меня требует открыть дверь с ноги, с порога показав, кто тут будет управлять настроением в браке. Но воспитанная часть подсказывает постучать. Как бы там ни было, это его дом и его кабинет. Если так подумать, то у меня своего дома и нет? В квартире руководит Яра, здесь Омар. Где же я тогда буду хозяйкой? Мне непринципиально, но я всегда считала, что, выйдя замуж, стану хозяйкой в доме своего мужа. А по факту получается, что я вроде как и замужем, и при этом не хозяйка в доме мужа.

Господи, что за бред мне лезет в голову? Разве это самое важное? Особенно в свете того, что мой брак вообще непонятно как заключен, и непонятно на чем будет строиться.

Все же пару раз стучу в дверь, выжидаю несколько секунд, а потом вхожу.

Омар поднимает вопросительный взгляд от ноутбука. Я останавливаюсь в дверном проеме и сцепляю перед собой руки. Тоже смотрю на него, не отрываясь. Я уже и забыла, что дома он выглядит просто как мужчина, без этой своей национальной одежды и напускной хмурости, которую демонстрирует за пределами этого места. Надо сказать, что и в городской квартире он больше сын шейха, чем просто молодой мужчина. Там он демонстрирует такую же холодность и сдержанность, что и вне пределов дома. Здесь же он как будто смягчается. Возможно, мне это только кажется, и все же здесь Омар производит именно такое впечатление.

– Ты что-то хотела, Ниса? – спрашивает он, видя, что я не собираюсь начинать диалог.

– Хотела попросить назад мои инструменты для рисования.

– Тебе нужно отдыхать.

Я прищуриваюсь и склоняю голову набок.

– По-твоему, рисование – это работа? Это и есть мой отдых.

– Ты будешь напрягать глаза.

– Ты издеваешься, что ли? – я резко поднимаю и опускаю руки, хлопнув себя по бедрам. – У меня такое ощущение, что ты специально меня злишь, как будто для тебя это такой вид развлечения.

– У меня нет такого намерения, особенно сейчас, когда ты носишь под сердцем моего ребенка.

– Ты слышал врача? Только положительные эмоции, Омар. Единственное, что может подарить мне их в этом доме, – это рисование.

Он молча поднимается со своего места, подходит к шкафу со стеклянными дверцами, открывает его, берет с полки большую коробку и ставит ее на край своего стола. Садится на свое место и кивает мне.

– Забирай.

– Какое одолжение, – цежу сквозь зубы. – Я могу и сама себе купить все необходимое. – Складываю руки на груди, не желая приближаться к нему. Мог бы поступить, как мужчина, и просто передать мне коробку в руки, а не устраивать из невинного действия показательную порку. – Прикажи отвезти меня в торговый центр.

– Не перегибай, – теперь я вижу, что и он закипает. Воздух в кабинете начинает медленно накаляться.

– Это не я здесь перегибаю. Ты лишаешь меня даже такого невинного развлечения, как рисование. – Знаю, я уже могла бы сто раз подойти к столу, забрать коробку и вернуться в свою комнату рисовать, но Омар сам виноват, что вытянул на поверхность мою бунтующую натуру. – Что ж, раз с этим такие сложности…

– Какие сложности?! – закипает он, а моя внутренняя бунтовщица потирает ручки. – Подойди и возьми!

– Яре ты бы тоже предложил подойти и взять?! – рявкаю на него. – Амире? Любимой женщине ты бы предложил?! Ни хрена подобного! Ты бы, блядь, сделал гребаные пять шагов, чтобы лично это вручить! Чтобы посмотреть ей в глаза и увидеть благодарность! Твой поступок говорит все об отношении к твоей беременной жене! Пошел ты, Омар! Сам рисуй свою гребаную пустыню!

Он не успевает даже рта раскрыть, чтобы сделать мне замечание по поводу ругательств. Уверена, ему было что сказать по этому поводу, но я уже вышла из кабинета и грюкнула дверью так, что, кажется, дом затрясся.

– Госпожа Ниса, витамины.

В комнате меня встречает Зухра с контейнером с аккуратно разложенными цветными пилюлями, и стаканом воды во второй руке.

– Будущему папочке отдайте, ему нужнее. И успокоительного ему принесите. А то в последнее время он дерганный какой-то.

– Но витамины для вас, – она делает вид, что не поняла сарказма. Уверена, Зухра уловила все, что нужно, но притворяется дурочкой, потому что так безопаснее.

– Отравить меня хотите? – прищурившись, шиплю я и впиваюсь в ее лицо злым взглядом. Знаю, что мелю чушь. Конечно, никто не заинтересован в том, чтобы травить меня. Я ведь ношу под сердцем ребенка их господина. Но раз уж он разбудил во мне дьяволицу, то пускай весь дом наслаждается ее мощью.

– Что вы, госпожа? – Зухра делает вид, что это не из ее ноздрей идет дым от злости, и что она полна самых благих намерений. – Мы дорожим вами.

Ага, именно мной, ну конечно.

– Выйди, – рявкаю я.

– Госпожа…

– Выйди из моей комнаты! –