Белла наблюдала за тем, как он мечется взад-вперед по комнате. Теперь она понимала, почему он до сих пор не женился, и дело было вовсе не в его вздорном характере. Эйлуин ценил египетские артефакты больше всего на свете – даже больше любви и семьи. И охранял их так же ревностно, как ребенок охраняет свои игрушки.

Но почему? Да, древние реликвии бесценны, но к чему прятать их в этом огромном доме-мавзолее?

Ей хотелось бы отмахнуться от этого как от проявления эгоизма. И все же она чувствовала, что Майлзом руководят какие-то более глубокие мотивы. Мотивы, которые он держал запертыми так же крепко, как и сами артефакты. Не могло ли это каким-то образом быть связано со смертью его отца? Она точно не будет спрашивать его об этом, во всяком случае, пока он в таком дурном настроении.

– Что ж, – сказала Белла, пытаясь говорить спокойнее, – вы можете не сомневаться в том, что у меня нет ни малейшего желания реставрировать Эйлуин-Хаус. К тому же я понятия не имею о последних стилях. А уж если говорить о том, чтобы убрать все ваши артефакты в кладовые, то, похоже, вы уже сделали это сами.

– Что, черт возьми, вы имеете в виду?

– Взгляните на этого скарабея. – Белла взяла каменного жука размером с пол-ладони и осторожно смахнула с него пыль и грязь. – Он инкрустирован лазуритом. И все же вы оставили его в ящике с сотней других скарабеев. С таким же успехом он мог оставаться погребенным под песками египетской пустыни.

Эйлуин насупил темные брови. Он выглядел таким грозным, что Белла сочла разумным не упоминать, что он скрывал не только артефакты. Майлз и сам забаррикадировался от внешнего мира. Он не участвовал в жизни общества и предпочитал работать в одиночку, а чью-то компанию с трудом выдерживал лишь тогда, когда это было абсолютно необходимо.

И все же он нанял ее, несмотря на враждебное отношение к ее отцу. Майлз позволил ей разбирать его драгоценные реликвии, пусть и только разбитые. Самое любопытное, он не уволил ее, несмотря на то что она угрожала ему ножом.

Белла бережно положила скарабея на верхний ящик. Возможно, все это лишь служило доказательством того, как остро герцог жаждал объяснения папиного внезапного отъезда из Египта. Майлз хотел, чтобы она вспомнила что-то важное. И Белла желала угодить ему, если это его успокоит.

– Отлично, – внезапно прорычал он, – я даю вам разрешение переставить в этой комнате все так, как вам нравится.

По телу Беллы пробежала дрожь, потому что она никак не ожидала, что Эйлуин уступит.

Ее губы изогнулись в невольной улыбке.

– Неужели? Это же замечательно!

Его угрюмый взор опустился к ее губам, будто он счел ее выражение удовольствия предосудительным.

– Но к остальной части дома не прикасаться! – рявкнул он. – Я не позволю устраивать тут суматоху, перекладывая вещи с места на место. Это понятно?

– Да, конечно, и могу я сказать…

Не дослушав, герцог резко развернулся и направился к двери гостиной.

Белла была ошеломлена. Даже для такого упрямого аристократа его поведение было недопустимо грубым. Раздосадованная, она поспешила за ним, не обращая внимания на боль в ноге.

– Подождите, ваша светлость! Пожалуйста!

Герцог повернулся, одна его бровь была приподнята, его недовольство было почти физически ощутимо.

– Что еще? Вам нужна команда лакеев, которые будут двигать все эти вещи? Можете использовать прислугу как хотите, только не донимайте меня еще и этим.

Белла заскрежетала зубами. Он был невыносим и совсем не походил на того пылкого любовника, который нашептывал ей на ухо всякие нежности. При одном лишь воспоминании о его нежном голосе все ее внутренности начали плавиться. «Мы созданы друг для друга».

Что за чушь! Да он наверняка произносил эту избитую фразу перед десятками женщин.

Однако ни одна из этих женщин не останавливала Эйлуина, приставив кинжал к его горлу. Без сомнения, он все еще переживал из-за того, что она уязвила его гордость. И поскольку им еще какое-то время предстояло находиться под одной крышей, возможно, им лучше помириться.

– Я всего лишь хотела поблагодарить вас, – холодно произнесла она. – И мне жаль, если вы все еще сердитесь… из-за прошлой ночи.

От злости на его щеках заходили желваки. Он смотрел на Беллу сверху вниз, взгляд его темных глаз был таким неумолимым, что она пожалела, что упомянула их прерванные объятия. Господи, ну почему она не умеет держать язык за зубами? Почему вообразила, что обязана напомнить ему о шипе, пронзившем его тщеславие? Лучше бы ей залечь на дно и держаться от него подальше…

С головокружительной быстротой Майлз оттеснил ее к стене. Его сильные руки уперлись в эту стену с обеих сторон от Беллы. Он даже не прикасался к ней, но стоял так близко, что ее опалило жаром его тела. Ее сердце подскочило в груди, а мысли понеслись вскачь. Она должна оттолкнуть его, должна нырнуть под его руку. Но ее конечности отказывались двигаться. Она была в состоянии только смотреть на его мужественные черты, а его лицо запылало той же страстью, которая так покорила ее прошлым вечером.

Майлз провел пальцами по ее щеке.

– Значит, вы думаете, что я сержусь, не так ли? – спросил он тем чарующим тоном, который она так отчетливо помнила.

Его прикосновение… Вызванное им наслаждение распространилось по ее телу и заполонило ее мысли.

– Конечно… А что же еще… – пролепетала она.

– Белла, – хрипло проговорил он, – вы слишком наивны для такой умной женщины. Неужели вы не догадываетесь, почему я так вспыльчив?

– Нет. Почему бы вам не просветить меня?

Эйлуин склонил голову так, что его теплое дыхание коснулось ее губ.

– Это не гнев, это разочарование, – объяснил он. – Неудовлетворенность. Прошлым вечером вы распалили меня, а потом оставили тлеть. Но я все еще горю желанием.

Каждая клеточка ее тела трепетала от его признания. Ей не следует получать удовольствие от того, что он все еще хочет ее – так сильно, что это делает его раздраженным и грубым.

– Тогда вы сами виноваты в том, что поцеловали меня. – Когда ее взор остановился на его губах, Белла ощутила такой сильный прилив желания, что это потребовало немедленного отрицания. – И если посмеете сделать это еще раз, то пожалеете об этом.

Из глубины его груди вырвался низкий смешок. Его рот скривился в редкой улыбке, которая сделала его красивое лицо невероятно привлекательным. Белла могла бы растаять от притягательности этой улыбки, если бы она не была сильной, разумной женщиной, способной противостоять его обаянию.

– Оставь свой кинжал в ножнах, дорогая. Я никогда не брал силой женщину, которая не хотела со мной быть, и никогда этого не сделаю. – Его ресницы чуть опустились, когда он провел большим пальцем по ее нижней губе. – Если ты когда-нибудь решишь, что хочешь меня, то тебе придется…