Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Обычно я с такими вопросами всех посылаю, но после того, как школота использовала мои телефоны для грязных наркоманских делишек, я все данные заношу в таблицу и… Постойте! – Глаза у него полезли на лоб. – Так ведь и они были из Сонной Лощины! Ay, dios[15], у вас там эпидемия преступлений прямо.
Дженни расхохоталась, что свело старания Эбби на нет.
– Так вы помните, когда продали этот телефон?
– Да-да, пять сек. – Продавец пробрался к старенькому ноутбуку, экран у которого висел на честном слове. Потыкав в кнопки и вчитавшись в записи, латинос наконец сказал: – Ага, вот: продал десятого числа, в тринадцать ноль семь. За налик.
– Логично, – покачала головой Эбби. – Можно мне взглянуть?
Продавец хотел было отказать по привычке, но Эбби снова одарила его испепеляющим взглядом, и латинос поспешил отсоединить ноутбук от питания и двух USB-разъемов. Затем, не говоря ни слова, просунул компьютер в окошко.
Сестры уединились в одном из уголков, и Дженни посмотрела на Эбби чуть не с восхищением.
– Быстро ты его переубедила.
– Этот тип полагается на местных копов – на случай, если у него вдруг возникнут проблемы. Если узнают, что он каким-то боком связан с убийствами копов, тут же опустят его на самое дно в списке местного участка. Препятствие правосудию – может, и преступление, но мы на него обычно закрываем глаза. Вот только убийство полицейских – дело особое.
Покопавшись в медиа-файлах на диске, Эбби нашла запись с камеры за десятое декабря прошлого года, одним файлом. Открыв его, Эбби отмотала на час дня.
– Вот черт, – ругнулась она, увидев, кто тогда приходил покупать телефон.
– Кто это? – Дженни не узнала женщину на экране. – Коста?
Эбби молча мотнула головой.
За две минуты женщина купила у другого продавца одноразовый телефон, бутылку газировки ананасового цвета и плитку шоколада.
Закрыв ноутбук, Эбби вернула его латиносу и, пробормотав нечто вроде «спасибо», направилась к выходу.
Дженни едва поспевала за ней, хотя ноги у нее были длинней, чем у сестры.
– Эбби, кто это был?
Только в машине старшая сестра показала ей свежую газету и ткнула пальцем в женщину на фото рядом с Ирвингом. Дженни моментально узнала ее – это она купила одноразовый сотовый десятого декабря.
– Ты была права, – сказала Эбби. – Виновен и правда свой. Но не Коста. Одноразовый мобильник Полчински купила бывшая напарница Ирвинга, Бэт Наджент.
Бэт взглянула на трех женщин, что сидели у нее в роскошной гостиной дома на Делафилд-авеню, в Ривердейле, респектабельном районе Бронкса. Сама она расположилась в кресле с откидной спинкой, боком к дивану и лицом к креслу-качалке. Посередине стоял кофейный столик, а на нем – свеча из восковицы. За окном догорал октябрьский закат.
– Октябрьский шабаш ковена Зерильды Аваддонской 2013 года, – заговорила наконец Бэт, – вот-вот угомонится. – Откинувшись на спинку, она улыбнулась. – Приступим уже.
– К чему? – поерзала сидевшая в кресле-качалке Фрида. Полозья кресла мяли и ерошили ворс ковра. – Взгляни на нас: нас четверо, какой тут шабаш? Мы превратились в чертов книжный клуб, страдающий манией величия.
– Не знаю, – произнесла Стейси, сидевшая на диване, ближе других к Фриде, – когда избавились от того разносчика, я себя почувствовала настоящей ведьмой.
– Согласна, – вскинула руки Фрида, – было здорово поджарить ему зад, после того как он попытался надуть нас, но ведь можно было и в полицию позвонить – что куда проще. Обычный студентик, поддался жадности и распустил ручонки… Поймите меня правильно: я вовсе не хочу никого обидеть, однако мы собираемся каждый месяц, как до того собирались наши матери, бабки и прабабки – изучаем тексты, соблюдаем сестринские обычаи и ждем. Я задолбалась ждать, честное слово. Зерильда мертва уже два с половиной века, и оставаться ей на том свете еще столько же.
– Ты так уверена? – тихо спросила София. Эта, как всегда, сидела, сложив руки на коленях и низко опустив голову, так что под белокурыми прядями становилось не видно лица. – Знаки указывают на то, что в этом месяце ее можно воскресить: падеж скота, случаи одержимости, а на следующей неделе будет самая яркая за последние десятилетия кровавая луна.
– То же ты говорила и в прошлую осень, София.
Каждую кровавую луну, ты, черт возьми…
– На сей раз все иначе! – Наконец София подняла голову. Руки она по-прежнему скромно держала на коленях, зато голос повысила до нормального разговорного тона.
– Дело не только в знаках, – снова подала голос Бэт. – По Сонной Лощине разгуливает Смерть. – К чему такой пафос? – фыркнула Фрида.
Закатив глаза, Бэт пояснила:
– Я имею в виду вовсе не абстрактное понятие смерти, а Смерть, с большой буквы. Всадника Апокалипсиса. Он восстал из могилы и успел прикончить преподобного Наппа, шерифа Корбина и заодно какого-то фермера.
Стейси покачала головой.
– А я давно предлагала кокнуть шерифа.
– Нет. – Бэт энергично потрясла головой. – Разносчики и прочие мелкие гаденыши – это одно дело, но нельзя убивать полицейских. Поверьте, я…
– …была одной из них, помним-помним. – Стейси показала Бэт язык. – С полсотни раз слышали. Зато Всадник, похоже, ни с кем не церемонится.
– Итак, – сцепила руки Фрида, – что именно это значит?
– Союзники Зерильды наконец зашевелились, – сказала Бэт. – Перестали таиться. По всему выходит, что София и правда видела весьма красноречивые знаки.
– Поверю, когда сама увижу, – покачала головой Фрида.
София вскочила с дивана. Значит, здорово разозлилась.
– Тогда зачем ты здесь? – спросила она у Фриды. – Мы пытаемся сделать что-нибудь поистине важное, верим в наше дело! Ты могла бы уйти, как ушли до тебя Мириам, Рейчел, Кирстен и Гретхен.
Фрида широко распахнула глаза и даже перестала раскачиваться в кресле.
– Полегче, девочка! Я же не предлагаю все бросить. Я говорю, что то же самое мы слышали много раз. Ну и что, что убили священника и шерифа?..
– Бессмертного священника, – уточнила Стейси. – Тут неслабая магия требуется.
– А вдруг его просто какой-нибудь демон оприходовал? – Фрида покачала головой. – Послушай, София, мне и правда хочется, чтобы ты оказалась права, но надежда с годами слабеет. Я ведь уже стара, устала верить в то, что при мне уже не произойдет.
Ты еще и глупа, раз сомневаешься, Фрида Абернети.
Бэт огляделась. Голос прозвучал отовсюду и одновременно ниоткуда, он пронизывал до костей.