иной раз ей казалось, что жильцов у нее внутри шестеро, так активно они действовали).

Теперь — привести в действие заготовленные обманки для датчиков. С этими было и проще, и сложнее, чем с видео. Проще, потому что они передавали информацию в более простом формате. Сложнее — потому что Даари, конечно же, не разбиралась в том, что именно передает какой датчик; ей приходилось тщательно следить за каждым магическим каналом, наблюдать и копировать. Датчики были ее слабым местом. Она никак не могла проверить, насколько хорошо у нее получилось, могла только надеяться на лучшее.

Поэтому она знала: как только активирует датчики, надо вставать с кровати и уходить.

И не забыть вторую заготовленную плетенку: с видео пустого коридора. Как раз сейчас ее нужно активировать.

Даари попробовала потянуть за тонкий, почти незаметный канал, начинающий распускать вторую плетенку — и с ужасом его у себя в руке не обнаружила. К счастью, нужный кончик быстро нашелся на постели: сосредоточившись на нем, Даари поняла, что это именно то, что нужно, слава богам-духам...

«Бесы это все побери, какой же я все-таки дилетант, — тоскливо подумала Даари. — Ведь схватят же!»

Эти мысли никак не помешали ей действовать: встать с кровати, подойти к двери в коридор, открыть ее...

Коридор пустовал: никто пока не заметил, что Даари подменила сигналы с видеорегистраторов. Впрочем, для настоящей проверки нужно выйти в коридор: вдруг тут есть еще видеорегистраторы, которые она пропустила?

Она зашагала по коридору к панели, закрывающей его «тупой» конец — значительно быстрее, чем позволяла себе до сих пор. (Да, Даари изображала, что ей куда хуже и тяжелее дается беременность, чем на самом деле, и пока лекарь, вроде бы, не заметил притворства).

Добралась до панели.

Очередное слабое место ее плана: как ее взломать-то на самом деле? Просто начать бить ногой?

В идеале можно было бы проманипулировать магическими каналами, но это же «теплый лед», материал, невероятно устойчивый к магии...

Даари приникла к панели левой рукой, пытаясь ощутить токи магии в продолжающимся позади нее коридоре — тут ей зрение было не помощник, тут приходилось действовать ощупью, как обычные маги. Только у тех взаимодействие магических полей ощущает все тело, а у нее, Даари, только рука до локтя — спасибо демонической атаке...

— Куда-то собираетесь, сиятельная госпожа? — спросил за спиной измененный респиратором голос.

Даари прикрыла глаза, стиснула зубы. Внутри нее все одновременно бесновалось и обмирало от ужаса.

Она обернулась.

Лекарь явился не один: позади него молчаливой стенкой стояли охранники, вдвое больше, чем на обычных осмотрах. Один даже держал нацеленный на Даари арбалет. Серьезно они.

— Хочу прогуляться, — сказала Даари, — давно на солнышке не была. Говорят, в моем положении это вредно.

— Еще более вредно в вашем положении — не соблюдать рекомендации лекаря, — заметил человек в респираторе.

— Так вы ведь мне не даете альтернативно консультироваться, — вздохнула Даари. — Ладно. Что меня выдало? Датчики?

Она не думала, что лекарь ответит. Глупо было бы отвечать: а вдруг она учтет это и попробует обойти в следующий раз? Но он спокойно произнес:

— Вы рассчитывали только на магию и не учли, что в вашей палате есть окошко для прямого наблюдения из соседнего помещения.

— Но там нет... — начала Даари.

И ругнулась.

Потому что ну конечно — одна из стенных панелей попросту прозрачна с другой стороны. Или, может быть, все они. Кто знает, вдруг Даари находится в настоящей стеклянной клетке?.. Исследуя свою палату, Даари, правда, не чувствовала за стенами никаких полостей...

— В потолке, — хмыкнул лекарь. — Если так хотите знать, наблюдательное окно у нас в потолке. Это позволяет избежать слепых пятен.

Бесы-демоны побери этих затейников!

Потолок Даари никак не могла проверить: она до него не дотягивалась даже с кровати.

Целитель задумчиво сказал:

— А ведь мне придется принять меры, сиятельная госпожа. Мы не можем рисковать вашим побегом даже гипотетически.

— Ну, попробуйте, — ощерилась Даари, прикрыв руками живот. Она чувствовала себя загнанной в угол крысой, и как та крыса готова была броситься и перегрызть горло любому.

Пальцы левой руки машинально начали натягивать магические каналы, которые она использовала для прощупывания запанельного пространства. Оружие сделать из них сложно, они слишком тонкие и слабые, но если очень постепенно и как следует постараться...

— Да и пробовать не буду, просто сделаю, — хмыкнул лекарь.

Даари машинально отметила, что мужик куда более высокоранговый, чем ей раньше казалось. Прежде целитель казался ей наемником или, в крайнем случае, младшим заговорщиком на побегушках (Даари с самого начала не сомневалась, что имеет дело с обширным заговором; вероятно, тем же, с плодами которого она сталкивалась последние полтора года — от отравления адептки из клана Метельной Розы до попытки преждевременного Большого Прорыва в Аттоне). Теперь же, задерживая ее, лекарь вел себя как лицо с достаточно большой долей ответственности и свободы действий.

— Ну вот самая очевидная угроза, — продолжал мерзавец, — что в следующий раз мы просто извлечем один плод у вас из живота и отправим его на исследования, не утруждая себя его жизнеспосообностью... — Даари заледенела, в голове поселилась звенящая пустота, но голова заработала очень быстро, как порой случалось с ней в критические моменты.

Так, она вдруг четко осознала то, что очень не хотела осознавать: они с девочками никакие не заложники. Если бы Дракон знал, что они живы, он бы разнес всю Цивилизацию по камушкам, но отыскал бы их — это даже не вопрос любви, а вопрос личной гордости, чести и престижа. Значит, Владыка думает, что они погибли... Их держат для чего-то другого. Например, хотят использовать девочек в политической борьбе впоследствии... Нет, вряд ли, слишком сложно... Скорее, чтобы изучить потомков Дракона в лабораторных условиях. Или готовят какой-то особо мощный ритуал, требующий (почти) драконьей крови. Но нет, слишком ужасно было думать дальше: о ее детях на вивисекторском столе или алтаре темного жертвенника!

Даари никогда прежде не думала о самоубийстве, это всегда казалось ей дикостью. Разве только если спасаешься этим от какой-нибудь неизлечимой и мучительной болезни — или от страшной казни с пытками, как порой бывало в романах. Еще большей дикостью казался аборт на поздних сроках — это уж и вовсе по существу убийство, да еще убийство твоего собственного ребенка, твоей плоти и крови. Но тут она без колебаний поняла: она сейчас готова