Между тем послы подходили уже к Москве. 19 июля они двинулись из Клина, в тот же день пришли в подмосковное село Черкизово и 22 июля были, наконец, на последнем подхожем стану под Москвою в селе Никольском[213]. Отсюда на другой день, 23 июля, боярин Л. К. Нарышкин, ведавший иностранными делами, пригласил их в сопровождении резидента Томаса Книппера в свою подмосковную вотчину, село Чашниково. После обеда перешли в «особую светлицу», где боярин вел с послами беседу в довольно сухих тонах, сквозящих через сделанную тогда же запись этого разговора. Первым предметом беседы было то, что послы явились в Москву не вовремя. Им через письма их фактора Томаса Книппера было небезызвестно, что его царское величество пребывает ныне от Москвы в дальних пределах. «В небытности его… все посольские и посланничьи приемы[214] приказаны им, ближним боярам, и всему сенату» — так впервые и притом устами русского сановника Боярская дума обозначена названием учреждения, которое вскоре и станет на ее место. Поэтому пусть они, послы, предложат ему, ближнему боярину, с какими делами они присланы, а он донесет о том государю, причем надеется, что вскоре получит на их предложение монаршеский указ и тогда учинит им ответ.

Послы, выразив благодарность боярину «за сие показанное к ним приятство» и пожелав государю в многолетнем здоровье совершения своего премудрого намерения и скорого возвращения в Москву, на вопрос, с какими делами они присланы, ответили, что боярину известно о смерти их короля Карла XI и о восшествии на престол нового короля, который желает жить с царским величеством в «соседственной любви и пересылке» и подтвердить прежние мирные договоры, для чего и прислал их, послов, к царскому величеству. Боярин говорил послам, что великому государю о смерти «высокославные памяти» короля стало известно и, услыхав о том, государь изволил по нем «яко по соседственном своем друге не по малу с печалию споболезновать», а затем своей грамотой поздравил нового короля с восшествием на отеческий престол и обнадежил его в сохранении прежних мирных договоров. Узнав из королевской грамоты, присланной в Москву еще осенью, о намерении короля прислать в Москву посольство согласно статье 27 Кардисского договора и ожидая скорого прибытия послов, государь тогда же указал принять их на границе с кормами и подводами. Затем в ожидании посольства в декабре сказан был фактору Томасу Книпперу указ, чтобы он писал к королевскому величеству и к министрам наскоро, чтобы послы приехали к Москве, «кончае до Сырной недели нынешнего настоящего рода», потому что великий государь изволит идти в свой дальний поход с Москвы на Воронеж и к Азову, и в том походе бытие его продолжится. Вероятно, он, Томас, о скором приезде послов к королю и министрам писал, да и в русской ответной грамоте королю, отправленной в январе месяце, писано, что он, Томас Книппер, изволение государя о скорейшем прибытии послов королевскому величеству пространно донесет. При этом боярин, обратившись к присутствовавшему при разговоре Книпперу, спросил его: сказан ли ему указ и писал ли он к королю и для чего послы прибыли не в удобный и не в назначенный час? Резидент отвечал, что к королю он писал, но, вероятно, письмо его где-нибудь замешкалось. «И ему говорено накрепко при послах, что то прибытие случилось в неудобный час, и он, Книппер, даст в том ответ». Государь, продолжал боярин, ожидал посольского приезду до марта месяца, а затем отправился в Воронеж и Азов, «где и ныне пребывает в непрестанных воинских приуготовлениях». Пусть послы отдадут ему, боярину, присланную с ними королевскую грамоту и объявят, что с ними наказано кроме грамоты, потому что если возвращение государя в Москву умедлится, то им, послам, придется жить в Москве без дела и ответа на дела свои скоро не получить; а если грамоту отдадут и дела свои объявят, тогда «житию их мотчания никакого не будет», а дела их могут «восприять свое совершение по царскому указу без замедления и в небытие государя».

Послы говорили, что Томас Книппер о том, чтоб они были к Москве до Сырной недели, а если до Сырной недели не поспеют, чтоб и не ездили, к королю и к министрам не писывал. Поехали они от государя своего с февраля месяца и нигде в дороге указа от короля об ускорении прибытия в Москву не получали. Им наказано подать королевскую грамоту самому великому государю, «а мимо его, великого государя, той грамоты подавать никому не наказано». Учинить вопреки королевскому указу им отнюдь не возможно, «хотя за тем и житие их на Москве продолжится». Дела, которые с ними наказаны, они предложат царским ближним людям в ответах по посольскому обыкновению после обычного приема у государя «на приезде» и по подании грамоты самому государю. Теперь же боярину по их словесному доношению известно, что они прибыли с тем, о чем говорится и в их грамоте, т. е. для подтверждения мирных договоров.

Нарышкин вновь повторил послам, что все государственные посольские дела в небытие великого государя на Москве приказано отправлять им, ближним боярам, и всему сенату и при этом сослался на примеры других посланников: цесарского и датского, которые по повелению своих государей грамоты свои отдавали и от царского величества грамоты принимали, дела свои объявляли и царский указ на них получили через них, ближних бояр, а лишнего продолжения и на Москве затем многого жития не чинили. Царя вскоре ожидать в Москву нельзя, поэтому и им, шведским послам, ныне надобно присланную с ними королевскую грамоту отдать и наказанные дела объявить им, ближним боярам, чтобы государю было известно подлинно, с чем они присланы; иначе царю об их делах будет неизвестно, только будет о том известно, что живут на Москве, не отдавая грамоты и не объявляя дел, не по повелению государя и не по настоящему здешнему обыкновению, но по своему хотению. Пусть напишут о том к королю, чтобы позволил им грамоту вручить и дела объявить ему, ближнему боярину, и всему сенату.

Послы на слова Нарышкина о поручении всех дел боярам возражали, что царский указ они от него, ближнего боярина, слышат, только им по тому указу без воли королевского величества поступить отнюдь не возможно и никогда того не учинят: всякий посол должен своему государю служить и по данному от него повелению дело свое исправлять. Ссылка Нарышкина на примеры других посланников их не убеждает. Иных государей посланники