Она подошла, чтобы предложить мне немного освежиться, и я воспользовалась возможностью, чтобы изучить ее. Она снова была одета в серое, но это платье было выполнено из плотного бархата, всего год или два устарело, и она приколола скарабея к горлу.

— Ваша брошь очень необычна, сказала я ей. — И совершенно очаровательна.

Изящная рука поднялась к драгоценному камню. — Сердечный скарабей, — сказала она мне. — Их хоронят с мумиями. Говорят, что в загробной жизни богиня Маат взвешивает сердце мертвых. Если сердце так же легко, как и ее перо, мертвым будет позволено пройти на поля Хетепа и Иару.

— Хетеп и Иару?

— Подумайте об Элизийских полях греческого мифа, — напомнила она.

— Что произойдет, если сердце мертвого тяжелее пера? — спросил я.

Она слегка вздрогнула. — Тогда сердце мертвого будет схвачено и истреблено Аммитом. Он чудовищное существо с головой крокодила и телом льва.

— Действительно чудовищно!

Призрак улыбки коснулся ее губ. — Даже больше, когда знаешь, что задние ноги Аммита — ноги бегемота. Его зовут Гоблер, потому что он ничего не делает, кроме как сидит и ждет, чтобы поглощать сердца недостойных.

— Какова же цель сердечного скарабея? — спросилa я.

— На нем написаны молитвы, призывающие сердце весить немного, чтобы мертвые могли свободно входить в загробную жизнь. — Она легким жестом прикоснулась к скарабею. — Я восхищалась этим конкретным скарабеем, поэтому мой муж превратил его в брошь в качестве подарка для помолвки.

— Щедрый и вдумчивый подарок, — сказала я.

— Вы имеете в виду пустячный, — сказала она с понимающим взглядом. — Но это подходит мне гораздо лучше, чем обычные драгоценности. В конце концов, это часть моей истории.

Мы на мгновение замолчали, и ее светлость удерживала палец на брошке скарабея, рассеянно поглаживая темно-зеленый камень.

Затем она поднялась, улыбнувшись. — Я считаю, что вас следует поздравить, — сказала она бодро. — Я понимаю, что вам предложили членство.

— Да. Я была приятно удивлена.

— И с таким спонсором, — добавила она. — Ее Королевское Высочество никогда никому не предлагала членства. Она, должно быть, очень дорожит вами.

Я издала неопределенный звук, и леди Тивертон продолжила. — Надеюсь, вы не против, чтобы я пригласила вас без мистера Темплтона-Вейна. Я нахожу, что иногда женщинам легче говорить без вмешательства джентльменов.

Выражение ее лица было почти извиняющимся, и я посмотрелa на нее ободряюще. — У вас есть что сказать мне? О расследовании? — спросила я.

Она развела руки. — Я скорее надеялась, что у вас будет что сказать мне. В газетах было много таких ужасных историй… — Она замолчала и выжидательно посмотрела на меня».

— Вы имеете в виду мистера Темплтона-Вeйна, — сказала я.

Слабый отблик розового цвета поднялось на ее щеках. — Я не хочу сказать, что он виновен в одном из злодеяний, о которых сообщают газеты. На самом деле, встретив его, я не могу представить его виновным ни в одном из них.

— Нет, — резко ответилa я.

Она смягчила свой голос. — И это делает вам честь, что вы, как его друг и соратник, верите ему. Проведя время с де Морганaми, я могу только сказать, что нашла их самой необычной парой.

— Как так?

Казалось, она колебалась, ища подходящие слова. — Если бы я была художником, выбирающим пару для изображения на картине, я бы выбрала их из тысячи. Они были поразительны, она с какой-то неземной белокурой красотой, а он — мрачный красавец. Вы не могли не смотреть на них, когда они появлялись вместе, они были такими привлекательными. И они были явно преданы друг другу, несмотря на свои ссоры.

— Кажется, некоторые пары прекрасно сосуществуют, именно конфликтуя, — мягко заметилa я. Небеса знали, что Стокер и я не были слишком нежны друг с другом, хотя мы, конечно, не были парой в общепринятом смысле этого слова.

Ее светлость медленно кивнула. — Я полагаю, что вы говорите правильно. Мои собственные родители часто вздорили, но более преданную пару вы не можете себе представить. Я никогда не могла бы быть счастлива в таких отношениях. У меня ужас перед сценами и драмами.

Я тщательно подбирала слова. — Сэр Лестер — очень энергичный человек, — рискнула заметить я.

Она улыбнулась. — Но никогда не выходит из себя со мной. У меня было преимущество видеть его в течение многих лет в близости его первого брака. Он всегда был добрым и заботливым по отношению к первой леди Тивертон. Я никогда не собиралась выходить замуж, — призналась она. — Мне это казалось нереальным. Когда он предложил, это была самая невероятная удача. Я пообещала себе, что приложу все усилия стать ему самой спокойной и мирной помощницей. Я так ему обязана.

Я не ожидала, что она будет так откровенна на предмет своего брака, но внезапно меня озарило совершенно интуитивно — леди Тивертон была одинока. Леди Велли предположила, что друзья сэра Лестера не все смирились с его новым союзом. Я задавалась вопросом, сколько дружб было принесено в жертву, потому что люди не могли принять его брак с этой спокойной и доброй женщиной.

Я решилa еще немного воспользоваться ee добротой и решиться на нескромный вопрос. — Вы были своего рода компаньонкой первой леди Тивертон, не так ли?

— Действительно, — сказала она быстро. Когда она говорила о первой жене своего мужа, она делала это с настоящей теплотой. — Или, скорее, секретарем- компаньонкой. Я следила за ее перепиской, помогала ей писать ее книги.

— Я понимаю, что она болела большую часть своей жизни.

— Туберкулез, ужасное заболевание», сказала она, ее глаза внезапно стали холодными. — Страшно оказаться свидетелем того, как мучается человек, которого любишь, и я признаю, что полюбила первую леди Тивертон. Она была мне как старшая сестра. Мы доверяли друг другу, делились секретами. О, ничего важного. Просто глупые вещи. Но они значили все для меня. Однажды, когда она очень ослабла, она сказала мне, что больше всего боится оставить сэра Лестера одного.

— Не своего ребенка? — резко спросила я.

Она пожала плечами. — Леди Тивертон всегда говорила, что Фигги пошла в нее, находчивая и умная. И ребенок, чья мать болела большую часть своей жизни, не удивлен смертью. Сэр Лестер, однако, казалось, думал, что худшее никогда не случится, что каким-то образом она будет жить вечно, как всегда. Это был самый ужасный шок для него, когда она умерла.

— Но вы смогли утешить друг друга, — предложила я, стараясь сохранить нейтральный голос.

Она сложила руки вместе. — Невозможно. Он был безутешен. Я иногда думаю, что если бы не работа, он мог сделать что-то ужасное с собой.

Работа! Я чувствовала раздражение к Тивертонам, людям, которые родили ребенка и, казалось, думали о ней не более, чем о бездомной собаке.