При звуке собственного имени ее лицо сморщилось в замешательстве. Она перевела взгляд с меня на груду рукоделия на коленях. Она подняла иглу и начала еще одну строчку. — Мама говорит, что я не должнa обременять себя, — медленно сказала она.

— Конечно. — сказала я ей. — Могу ли я увидеть, над чем вы работаете?

Я прошла мимо Стокера, потому что он стоял, как превращенный в камень. Я старалась не приближаться к ней слишком близко, потому что она казалась робкой, как лань. Ее игла провела красным шелком сквозь большой кусок белой ткани, и она подняла его, чтобы я увиделa. Ткань по краям была неровной, грубый кусок белья, который когда-то можно было использовать для полотенец. Лоскуты тут и там были покрыты случайными строчками, вариациями на тему хаоса, без двух одинаковых кусков. Она сшивала по своей прихоти, переходя от неопрятной техники пламени к кривым крестам, которые она делала, пока я смотрела.

— Очень красиво, — сказала я ей. Я взглянула на Стокера, но он все еще стоял, прикованный к месту, его рот был ослаблен в шокированном понимании. Тогда я вспомнилa намeки о еe состоянии. Сэр Хьюго, Moрнадей, даже Тивертоны говорили, что она стала жертвой допросов полиции относительно исчезновения ее мужа. Сэр Хьюго обвинил полицию Дувра в грубом обращении с ней. Неудивительно, что ее нервы не выдержали напряжения. Она посмотрела на меня, голубой взгляд был совершенно пустым. — Я вас знаю? — повторила она.

— Нет, миссис де Морган. Меня зовут Вероника Спидвeлл, — ответила я ей. Я бросила взгляд на Стокера, чтобы убедить его подойти ближе, но он стоял на краю папоротника, его руки сжались в кулаки.

— Зачем вы пришли? — спросила она меня.

Я колебалась, не желая быть такой же жестокой, как дуврская полиция.

Затем Стокер двинулся, сложив руки на груди. — Довольно. Возможно, ты обманула полицию своим маленьким выступлением, но я знаю твои любительские театральные постановки.

Она посмотрела на него, медленно моргая, на ее лице отсутствовало выражение. Затем со звучным вздохом она откинулась на спинку стула с совершенно ясным выражением лица. — Что меня выдало?

— Ты забыла, что я видел твою Офелию. Ты проделала ту же самую маленькую уловку, сжимая руки, — прокомментировал он с прохладой, которую, я подозревала, он не чувствовал.

Красивый рот не улыбался, но углы слегка смягчились. — Я забыла. Ну, я, возможно, не одурачила тебя, но, к счастью, люди в Скотланд-Ярде не настолько подозрительны.

— Это уловка, не так ли? Притворится глупой, чтобы они оставили тебя в покое?

Возмущение вспыхнуло в ее взгляде. — Они были чудовищны. Они думают, что я сговорилась с Джоном, чтобы украсть эту жалкую корону, — взорвалась она.

— Если честно, это только одна из их теорий, — поправила ее я.

Она смотрела на меня с явным отсутствием тепла. — Ревелстоук, кто твоя подруга?

— Мисс Спидвeлл — мой профессиональный партнер, — сообщил он ей.

Она склонила голову в сторону, внимательно изучая меня. — И еще кое-кто, я подозреваю.

Стокер не поймался на удочку. — Это все, что ты хочешь сказать мне?

Ее губы покраснели. — Полагаю, ты хочешь, чтобы я извинилась.

— Я думаю, что мы далеко прошли этот пункт, — ответил он. — Ты можешь вырезать свое собственное сердце и предложить его на блюде, и твоя бухгалтерская книга по-прежнему будет красной от долгов.

Ее руки сжались в кулаки. — Не надо, Ревелстоук. Я не горжусь тем, что я сделала. Но я не такой злобная, как ты хотел бы верить. Злоба никогда не была моей мотивацией.

— Какое утешение, — сказал он, слова резко обрезались, как клинкoм.

— Ты можешь издеваться надо мной, — сказала она ему равномерно. — Бог знает, ты заслужил это право. Но это правда. Я хотела быть тебя хорошей женой.

— Из всей лжи, которую ты мне когда-либо говорила, этa, я думаю, самая мерзкая, — ответил он. Он снова двинулся, и она смотрела на него с настороженным выражением лица. Она вызывающе подняла подбородок, но по учащенному пульсy на ее горле я видела, что она боится. Он двигался медленно, осторожно, и она облизнула губы, наблюдая, как он приближается, казалось, не в силах оторвать от него взгляд. Ее пальцы сжались на игле в ее руке, и я подумалa, как близко он должен будет подойти, прежде чем она вонзит ее в его плоть.

Он остановился, едва не коснувшись ее. Не говоря ни слова, он опустился перед ней на колени, его лицо было почти на одном уровне с ее. Он откинул голову назад так, что свет напал на него, обнажив шрам от его бровей до воротника. — Я подумал, что тебе, возможно, понравится другой кусок твоей работы, — сказал он тихим и ужасным голосом. Он кивнул на иглу в ее руке. — Ты хотела подписать это? Продолжай. Ты больше не можешь сделать мне больно. Ты уже сломала человека, которого знала, распялa каждую часть моей души и не оставила меня ни с чем, кроме развалин того, кем я когда-то был. Почему ты отворачиваешься? У тебя появилась совесть? Какое бремя это должно быть для тебя.

Он мог бы пойти дальше. Он мог подтолкнуть ее, чтобы вонзить иглу в его плоть. Он мог издеваться над ней, пока она не убежала бы или не заплакала. И я бы позволила ему, если бы это означало причинить ей боль. Я видела отвращение на ее лице, когда она смотрела на шрам, мерцание отвращения, которое слишком ясно показывало ее чувства.

Она смотрела на него и видела только уродство; я же видела места, где он сшивал себя вместе. То, что отталкивало ее, было для меня самой главной его частью. Каждая отметина, которую оставили его страдания, была немым памятником его сил, нечеловеческой храбрости, побудившей его отвергнуть смерть и деградацию, любое зло и порок, которыми он утешал себя в долгом пути после своего уничтожения. Он прошел сквозь адский огонь и вернулся обратно. Oна увидела только следы ожогов, я видела феникса.

Я ненавидела ее за это. О, позвольте мне быть честной — я ненавидела ее по тысяче причин! Но в тот момент я ненавидела ее больше всего за то, что она все еще могла причинить ему боль. Он стоял перед ней на коленях, опускаясь, чтобы оскорбить ее, и именно это снятие всех его защитных сил заставило меня заступиться. Она не обидит его снова, я поклялась.

— Вы убили своего мужа, миссис де Морган? — спросила я острее и громче, чем хотела.

Мгновенно их головы повернулись ко мне. Рот Кэролайн де Морган дрогнул, и она слегка вскрикнула, подняв руки. Взгляд Стокера на мгновение опустел. Затем его глаза, казалось, сфокусировались, и он вырвался обратно в настоящее, увидев меня, где мгновение назад он… — но кто может сказать, каких дьяволов он вызвал в своем разуме? Думал ли он о ней, как о невинной невесте, чьи губы целовал перед алтарем до того, как она оставила его умирать?

Он поднялся на ноги, когда Кэролайн де Морган обратилась ко мне холодным от ярости голосом. — Как вы смеете? Это самое чудовищное предположение.

— Разве? — мягко спросилa я. — Отчеты о состоянии вашего брака показывают, что он был не совсем счастливым.