Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы не можем видеть или ощущать две вещи одновременно, и мозг устанавливает четкий порядок очередности того, что он должен видеть, слышать и чувствовать. Запросам воображения мозг часто отказывает. Этой установки придерживаются и сенсорные, и эмоциональная системы, и тем не менее мы как будто понимаем, когда запросам воображения отказывают сенсорные системы, но не можем понять, когда то же самое делает эмоциональная. Например, если, глядя на страуса, мы попытаемся вообразить пингвина, мозг нам этого не позволит. Мы понимаем это и потому никогда не запутываемся и не приходим к ошибочному выводу, что большая птица с длинной шеей перед нашими глазами – на самом деле пингвин, которого мы пытались вообразить. Зрительное переживание, которое будет следствием потока информации, проистекающего из мира, называется видом объекта; зрительное переживание, которое будет следствием потока информации, проистекающего из памяти, называется ментальным образом объекта; и, несмотря на то что оба вида переживания порождаются зрительной зоной, нам, чтобы их перепутать, прежде нужно крепко выпить{153}. Один из отличительных признаков зрительного переживания таков: мы почти всегда можем сказать, будет оно продуктом реальности или воображаемого объекта. Но с эмоциональным переживанием дело обстоит иначе. Эмоциональное переживание, которое есть следствие потока информации, проистекающего из мира, называется чувством, а эмоциональное переживание, которое есть следствие потока информации, проистекающего из памяти, называется предчувствованием, и путать их – одно из самых популярных занятий в мире.
Например, во время исследования экспериментаторы звонили людям, живущим в разных частях страны, и спрашивали, насколько те удовлетворены своей жизнью{154}. Просматривая ее в воображении, люди, жившие в городах, где в этот день была хорошая погода, отвечали, что они относительно счастливы. Если же в этот день погода была так себе, люди отвечали, что они относительно несчастны. Пытаясь ответить на вопрос, они рассматривали свою жизнь и спрашивали у себя, какие чувства испытывают в этот самый момент. Мозг следовал установке на первенство реальности и предлагал им эмоциональную реакцию на погоду, а не на увиденную воображением жизнь. Но, судя по всему, они не понимали, что так работает мозг, и чувство, порожденное реальностью, в результате принимали за предчувствование, порожденное воображением.
Во время близкого по теме исследования у людей, тренировавшихся в спортзалах, спрашивали, какие чувства они испытают, если заблудятся в лесу и вынуждены будут провести там ночь без еды и питья{155}. В частности, их просили предсказать, что будет неприятнее – голод или жажда. Некоторым задавали этот вопрос после целого дня тренировки (группа жаждущих), а другим – до тренировки (группа не жаждущих). Из первой группы 92 % предсказали, что, заблудись они в лесу, их больше будет мучить жажда, в то время как из второй группы такое же предсказание сделал только 61 % людей. Судя по всему, участники первой группы воображали себя блуждающими по лесу без еды и питья, а затем спрашивали себя, какие чувства в этом случае они испытают. Но мозг следовал установке на первенство реальности и предлагал им реакцию на целый день тренировки, а не на воображаемое пребывание в лесу. Поскольку они не понимали этого, то и перепутали свои чувства и предчувствование.
Вам тоже наверняка случалось их путать. У вас был тяжелый день – кошка написала на ковер, собака написала на кошку, сломалась стиральная машина, вместо бокса по телевизору почему-то передают оперу – и, конечно, вы весьма не в духе. Если в такой момент вы попытаетесь представить, как много удовольствия получите, играя завтра вечером с друзьями в карты, вы вполне можете принять чувства, вызванные поведением реальных домашних любимцев и реальных бытовых приборов («я вне себя»), за те, которые сулит вам воображаемое поведение воображаемых партнеров («не пойду я никуда, потому что Ник вечно выводит меня из себя»). Один из признаков депрессии таков: воображая будущие события, люди не ждут от них никакого удовольствия{156}. «Отпуск? Любовный роман? Ночь в вихре светских удовольствий? – Спасибо, не надо, я лучше побуду в темноте». Друзьям надоедает видеть эту беспробудную тоску, и они начинают объяснять, что все проходит, что ночь темнее всего перед рассветом, что будет и на нашей улице праздник, и т. д. и т. п. Но с точки зрения человека, находящегося в депрессии, беспробудная тоска вполне оправдана. Он воображает будущие события, но не чувствует себя счастливым сегодня, и поэтому ему трудно поверить, что он почувствует себя таковым завтра. Мы не в состоянии вообразить будущие приятные чувства, если в настоящем испытываем неприятные. Но вместо того чтобы понять, что это – неизбежное следствие установки на первенство реальности, мы ошибочно полагаем, что грядущее событие станет причиной отрицательных эмоций, которые мы испытываем, думая о нем. То, что мы заблуждаемся, очевидно для всех, кто смотрит на нас со стороны и пытается объяснить: «Ты сейчас, конечно, не совсем в порядке, поскольку папаша твой напился и слетел с крыльца, а мамашу за меткий удар сковородкой по его голове забрали в участок. Да к тому же и пикап у тебя барахлит. Но через недельку ты на все будешь смотреть иначе, и поверь – ты захочешь сходить с нами в театр». Отчасти мы понимаем, что друзья скорее всего правы. Тем не менее когда мы пытаемся проигнорировать свое сиюминутное унылое настроение, забыть о нем и представить себе, какие чувства будем испытывать завтра, то обнаруживаем, что это весьма похоже на попытку представить себе вкус шоколада в тот момент, когда рот набит печенкой{157}. Это вполне естественный процесс – воображать будущее и те чувства, которые оно нам принесет, но поскольку мозг торопится реагировать на текущие события, мы ошибочно заключаем, что завтра будем чувствовать себя так же, как сегодня.