Не понимая, к чему клонит шеф и при чем тут Молчановка, Заборский кивнул головой.

Заметив его недоумение, Черепанов продолжил:

— Так вот, тогда убийства связывали с легендой о неуловимом призраке-мстителе усадьбы. У нас с тобой даже была версия, что молчановский призрак как бы материализовался в конкретном человеке, который и вершил от его имени справедливость. Но вершил так, как считал нужным, и так, как гласила легенда. Мистика настолько переплелась с реальностью, что отделить одно от другого было иногда практически невозможно. И чем же все это закончилось? Убийцу нашли и осудили, а усадьбу вернули государству, то есть справедливость восторжествовала. К слову, наказание и возмездие, жизнь и легенда так часто совпадают, что порой разграничить их просто невозможно. Вот тебе мой ответ на вопрос о проклятии пекторали, а дальше сам решай, есть это проклятие или нет.

Он выдержал небольшую паузу и вернулся к делам.

— Теперь что касается Харькова, коль решили, значит, надо ехать. А раз будешь там, зайди к матери Реваза Мачавариани, объясни, что диктофон нам еще нужен для следствия. Осмотрись, может, женщине нужно чем помочь.

Но, прошу тебя, долго там не задерживайся. Переговори с ювелиром, зайди к матери Реваза и сразу возвращайся. Да, и не забудь зонтик. Если и дальше так пойдет, в Харькове тебя объявят персоной нон грата: ты им всегда привозишь сырость и дожди. Догадываюсь, отчего ты недоучился в вузе: тебя уже тогда попросили из города как нежелательный элемент, неблагоприятно влияющий на окружающую обстановку.

Заборский уже собирался ответить шефу, но тут в кабинет заглянула Анечка:

— Виталий Григорьевич, возьмите деньги на командировочные расходы. Билеты на ваше имя уже заказаны в третьей кассе. Машина на вокзал ждет вас внизу. Счастливого пути!

— Ага, — хмыкнул в ответ Виталий, мол, все ясно, сговорились. — Тогда вам вместе счастливо оставаться, но учтите, если в Харькове мне предложат хотя бы временное политическое убежище, я останусь не раздумывая.

Не дожидаясь ответной реакции, он с высоко поднятой головой вышел из кабинета.

На этот раз погода в Харькове оказалась даже лучше, чем в Лугани. Город встретил его теплом и солнечными лучами. Похоже, сюда циклон еще не добрался, Виталий опередил его по крайней мере на полдня.

Городской телефон Клары Иосифовны не отвечал. Скорее всего, вышла из дому по каким-то делам, решил Заборский, а раз так, заедет к ней перед отъездом. Виталий остановил такси и назвал водителю адрес Якова Матвеевича Ракошица — ювелирных дел «генерала».

Старый двухэтажный дом на дальней кривой улочке в районе Павлова Поля Виталий нашел не сразу. Уютный, утопающий в зелени акаций маленький дворик как бы затерялся среди множества таких же подворий старой части города. Виталию на миг даже показалось, что он приехал не в Харьков, а в Одессу.

Ну чем тебе не Молдаванка, еще раз отметил Заборский, пересекая двор дома, где проживал старый ювелир: те же покосившиеся низенькие скамейки под липой, скрипящие наклонные лестницы, ведущие на веранды второго этажа, огромных размеров прямоугольные простыни, которые вольготно полощутся на многочисленных веревках, опутавших весь двор.

Залюбовавшись «одесским двориком», Заборский не сразу заметил миниатюрного вида старушку в шляпе-таблетке, сером макинтоше и надетых на босу ногу резиновых калошах. Существо из прошлого века с любопытством разглядывало журналиста.

— Здравствуйте, мадам, — сказал он первое, что пришло в голову. — Извините, но немного засмотрелся на это сказочное великолепие. Наверное, местные художники и не догадываются, что Южная Пальмира у них через дорогу.

— Похоже, вы, молодой человек, заблудились, — ответила ему старушка, подозрительно снизу вверх, поверх старомодных очков оглядев Виталия. — Вам сказать, в какой стороне Одесса?

— О, еще раз прошу вашего пардону, просто я ищу одного человека. Вы ведь в этом дворе живете? — Виталию Заборскому показалось, будто эта, как говорится, ровесница Ильича плохо слышит, и он повторил чуть громче: — Я вас активно будоражу: вы живете в этом доме?

Но старушка оставалась все такой же спокойной и невозмутимой, она только ниже наклонила голову и сделала маленький шаг назад.

— Я понимаю, что у вас есть голос, чтобы так себя вести, — с нескрываемым недовольством ответила она. — Но зачем же так звонко кричать? Я вас хорошо слышу, как, впрочем, и вижу. Вы спрашиваете, живу я здесь или нет? А где же мне жить? Здание Госпрома давно занято моральными строителями коммунизма. Простите, а вы случайно не Барановский из отдела социального обеспечения будете?

— Нет, я, кажется, совсем не Барановский, — попытался в тон ей ответить Виталий, — я Заборский, журналист из Лугани — есть такой город, представляю один из телеканалов и приехал к Якову Матвеевичу Ракошицу.

Старушка с большим удивлением посмотрела на Заборского и еще на шаг отступила в тень веранды:

— Юноша, на девять дней приезжают только родственники и самые близкие друзья, а вас среди них что-то не мелькало. Тем более что и девять дней Яше было совсем в прошлом месяце.

— Как девять дней?! — вырвалось у потрясенного таким сообщением Виталия. Неужели он опять опоздал? — Ракошиц умер?

— А где вы такое видели, чтоб отмечать девять дней по живому человеку? Только Яша такое мог выкинуть — взять и умереть посреди полного и вечного здоровья!

— Яков Матвеевич умер внезапно? Он же был в преклонном возрасте… И что, никогда не болел?

— Яша, ясно, имел большое давление. Такое же большое, как и авторитет среди ювелиров. Но, увы, среди них были и те, кто делал ему нервы. И пописать в последнее время он ходил чаще, чем годовалый Моня из первой квартиры. Однако, согласитесь, это же не повод умереть в канун чемпионата мира по футболу.

— А как он умер? — отбросив деликатность, спросил Заборский и, заметив появившуюся в глазах старушки настороженность, продолжил: — Вот мое журналистское удостоверение, я приехал сюда, чтобы взять у Якова Матвеевича интервью, связанное с его профессиональной деятельностью. Меня направил к нему его старый друг Степан Степанович Беляков.

Что подействовало больше — удостоверение или упоминание о старом друге Белякове, трудно сказать, однако старушка заметно подобрела и теперь уже сделала шаг навстречу собеседнику.

— Коль вы журналист, так ступайте в собес и пришлите нам этого Барановского, — то ли попросила, то ли приказала она, — а то мы уже и забыли, как этот мерзавец выглядит. Что же конкретно до Яши, то я вам скажу откровенно, как самая близкая его соседка: он работал до последнего. Так он даже умер, а люди все равно идут. Вот совсем недавно заходили трое, а как узнали про наше горе — расстроились, примерно как вы. Хоть по виду были совсем не с телевидения, а скорее гопники с Малой Арнаутской. Уж я-то их повидала на своем веку. За версту чую!

Старушка обернулась и ткнула пальцем куда-то вверх и в сторону.