Желтое тело, состоящее как будто из трех разнокалиберных цилиндров, пронеслось над головой, а трещина в земле, метрах в двадцати, отозвалась низким жужжанием. Уж не оса ли там отдыхает?

Лауниц поспешно изменил направление движения.

И оказался на первом этаже офисного здания, на вид такого же древнего, как и помпейские сортиры. Собственно, первый этаж был и последним – все, что выше, исчезло.

Увидел пятна и полосы – скорее всего, распавшаяся органика. Здесь людей, похоже, размазывало по полу и стенам.

А потом еще нашел останки, в отдельном кабинете – эти были с какой-то изюминкой. Случайность или чувство юмора у Посетителей? Голова, которая раньше придумывала, как купить подешевле, продать подороже и объегорить того, кто попроще, теперь лежала на прекрасно сохранившемся кресле, сияя идеальной белизной и сжимая в зубах недокуренную сигару.

Лауниц сделал несколько шагов по коридору, увидел отблески – словно впереди, вокруг перпендикулярных осей, крутились два металлических кольца – замедлил движение и на следующем аккуратном шаге провалился сквозь прогнившее перекрытие в подвал. Минуту после этого молился, чтобы нога не была сломана.

Не сломана, но тяжелая гулкая боль распространилась по голове. Он увидел брызги крови – чужой и давно запекшейся – и нечто, что можно бы назвать мертвым, изрядно засохшим пальцем. Его наверняка отчикало «невидимыми ножницами», которые опытные люди считали микроразновидностью «мясорубки». Может, она и была чуть впереди по коридору… А кажется, движение идет по верному маршруту: здесь кто-то уже проходил, сталкер-подранок как минимум – капли запекшейся до черноты крови прочерчивали последний путь страдальца.

Лауниц снова услышал жужжание, такое же низкое, как в котловане, только не одиночное, а хоровое. Тот сталкер уверенно пёр навстречу смерти, в сторону осиного гнезда. А ведь надо идти за ним.

В том конце коридора мелькнуло нескольких желтых молний. Похоже, намечается знакомство, приятное только для одной стороны.

Но другого варианта у Александра Лауница не было.

Через двадцать шагов коридор обрывался, за ним было помещение неясных размеров, вроде как холл или конференц-зал… и прямо в воздухе висел геодезик – гудящий шар метров на пять в диаметре с множеством мелких отверстий, из которых вылетели те самые «желтые молнии». А под геодезиком, на щебенистом бетонном полу, с которого давно исчезло покрытие, предавались вечному отдыху сталкерские останки. Череп сохранился хуже всего, «берцы» лучше всего. Там был и качественный походный рюкзак «Джон О’Ди». Если аптечка есть, то она внутри.

Через несколько минут Лауниц оказался под геодезиком у останков. Жужжание теперь казалось оглушительным, он заметил, что сердце его то и дело замирает, особенно если «желтые молнии» пробивают воздух над его головой. Одна из них застыла прямо над макушкой – оса-мутантка размером с птицу. Пока она фиксировала ситуацию, может быть, слегка издевалась над забавным человечком, но не нападала. Лауниц направил руку через грудную клетку трупа – она была уже действительно клеткой, не более того – к фирменному рюкзаку, потянул его, пара костей при этом сломалась и обратилась в щепки. Прости, приятель, тебя, кажется, Милан Плавшич звали, это не специально, лишь от неловкости, но тебе больше ведь ничего не нужно. Так что помоги товарищу.

Еще немного, и рюкзак, пахнущий тлением, оказался у Лауница, он вытянул из него металлопластиковую коробку с красным крестом и где-то на полкило весом, с щелчком открыл ее… Встревоженные резким звуком, над ним сразу пролетело несколько ос, одна даже задела кепи. Внутри аптечки – несколько шприцов с ампулами, белый, красный, оранжевый, желтый, чтобы и тупому было понятно. Это универсальное средство – патоцид называется, коктейль из абзимов, выискивающих патогенные факторы для их полного уничтожения; год назад фармабароны добились его законодательного запрета, чтоб не мешал продавать множество дорогих, разных и малоэффективных лекарств. Красный цвет ампулы означает высокий уровень поражения организма, когда голова уже почти в кустах, а яйца на суку. Возьмем оранжевый.

Один укол патоцида Лауниц сразу сделал через штаны, чуть не сломав иглу об поликарбоновый наколенник, остальные шприцы закинул в свой вещмешок. Набрызгал на рану спреем из аптечки, брызги быстро загустели и конгломерировались в дермапласт, который стянул рану и засветился красным, показывая, что под ним воспаленная ткань. Через его мембрану в разорванную воспаленную плоть сейчас входили трансдермальные анальгетики и антигистамины; расходясь по крови, они блокировали и болевые сигналы от треснувшего ребра. Та оса, которая висела над макушкой, передумала делать плохое и исчезла. Как у них принято – желтой молнией. Минут через двадцать Лауниц пополз. И почти сразу встал на ноги.

То место, где он находился, судя по приметам, являлось бывшим конференц-залом или столовой, от него вел срезанный примерно наполовину и неровно, по зигзагу, коридор – будто ребенок ножницами поиграл. Когда-то тут висели картины «современной живописи», которой так любили украшать офисные здания руководители солидных фирм. Понятно, что все это мазня левой куриной ногой, но внизу ценничек, внушающий, что это не мура, а произведение искусства. Картины тоже разрезало посередине – и вдоль разреза холста виднелась идеально гладкая блестящая ниточка аллотропного углерода.

Метров через тридцать коридор получил завершение в виде стен и потолка, сразу стало сумрачно и неприятно.

Когда свет еще не совсем ушел из узкого коридора, он увидел впереди… людей.

Их было двое, шли они перпендикулярно к его курсу – однако движения выглядели чудны́ми. Будто между их телом, руками и ногами были связи в виде лент из резины или эластомеров. У одного голова сильно закинута назад, так что широко раскрытый рот смотрел прямо вверх, у другого левая нога поджата. Волосы и кожа словно лакированные. Одежда рваная и прилипшая к телу.

– Эй, джентльмены, у вас все в порядке? – окликнул Лауниц. – Вы там перепились, что ли?

С джентльменами было что-то сильно не в порядке, даже не отозвались, но он не мог понять, что случилось.

Хотя шли они вроде перпендикулярно, однако приближались к Лауницу. И были странно изогнуты – в такой позиции идти невозможно при всем желании. Теперь заметно, что они заключены в контур. И если присмотреться, как следует, даже без видеодатчика ясно, что контур этот растягивается и сокращается.

Вероятно, за счет сокращений-растяжений контура адская парочка и приближалась к нему.

До них оставалось уже метров десять. Теперь видеодатчик четко высвечивал, что контур обозначает крупное почти прозрачное пиявковидное тело. Распознаватель видеодатчика переслал образ твари в боди-комп и тот с помощью своих энциклопедий услужливо подсказал: это онихофора, только по неизвестным причинам увеличенная в сто двадцать пять раз. «Сделано в Зоне. Все права защищены. Нарушишь – убью». Еще непонятно, как эта дрянь ухитрилась сожрать людей, но несправедливость ощущается огромная. Не акула, не тигр, которым в каком-то смысле простительно – они большие и сильные, а вялая слизневидная мерзость. На Земле, конечно, водилось немалое количество уродов-переростков в свое время – громадные членистоногие, например, – но потом все приняли правильный вид. Примерно ко времени появления Венца Творения; червячок хоть и противный, но маленький, чтоб никого не пугать, жираф не противный, поэтому и большой… Зона нарушает земные правила, как только может. Или она собралась создать свой альтернативный Венец Творения? На кого он только будет больше похож, на червяка или на жирафа?