А за бывшей Кроули-стрит не осталось ни целых построек, ни развалин, ни щебня, ни даже почвенного слоя. Лауниц шел по оголившейся каменистой поверхности, напоминающей о протерозойской эре, довольно ровной, только с несколькими бороздками, идущими почти параллельно. Будто здесь здоровяк «веселый призрак» огромные грабли проволок. В центре бывшего квартала и сегодняшнего пустыря стояла своего рода пирамида, созданная целенаправленно поработавшим торнадо. Да что там торнадо – мощным апокалипсическим вихрем, впрочем, действовавшим как метла. Может опять «веселый призрак» приложился, только он уже на порядок мощи прибавил, словно решил постараться перед лицом проверяющего – сержанта Астероидия Космические Яйца, что прилетит со стороны Юпитера. Тут уж или банку вазелина готовь, потому что космический сержант с ходу очко порвет за нерадение, или изволь постараться. Метла веселого и прилежного призрака смела к центру квартала весь мусор с территории примерно квадратного километра и получилась груда где-то на пятьдесят метров в высоту.

«И все-таки дроны с минами-кузнечиками, посланные заботливой “Монлабс”, загнали меня туда, куда Макар телят не гонял, как выражаются русские, и куда никакой бы сталкер не полез». Может, таков и был план – не лично Зигмунта Берковски, а олимпийца, который над ним.

В нижней части пирамиды – пыль, щебень, гравий, комки почвы, куски бетона с торчащей арматурой, выше – кирпичи, облицовка, ближе к вершине обломки мебели и техники, смятой в гармошку. Венчал все крепкий стол некоего канувшего в Лету босса. Возникало странное, почти зрительное ощущение чего-то пронизывающего эту пирамиду, растущего из нее ввысь и во все стороны.

Пришла в голову законная мысль: то, что здесь прибиралось, может вернуться и поработать метелкой еще.

Небо над этим пейзажем было молочно-белым, низким; оно равномерно источало едкий «каустический» свет, как от потолочных панелей с наполнением из инертного газа, хотя солнца не было видно. Странное освещение создавало впечатление чего-то искусственного – аквариума, террариума, вольера, обезьянника.

Когда закрываешь глаза, словно слышишь городской шум: шуршание шин и рокот моторов, топот каблуков и подметок, обрывки разговоров прохожих. Даже кажется, что рядом с тобой кто-то идет. А открываешь глаза – и звенящая тишина. Очень тихо. Неестественно.

Прежде чем двинуться вперед, Лауниц вытащил из основания пирамиды приличную стальную полосу, изрядно заостренную по одному краю, обмотал конец шейным платком – будет служить рукоятью. Немного поточил еще «лезвие» обломком кирпича. Будем считать это мечом-кладенцом; на безмечье и кочерга станет эскалибуром.

За обширным пустырем, где было идеально чисто, даже «жгучий пух» не занесло, стояло здание ресторана. Условно стояло. С одной рухнувшей стеной, десятком автомашин, оказавшихся на крыше, и замечательно сохранившимися кадками для растений в холле. Сами растения казались не живыми и не мертвыми, а словно замершими и покрытыми воском. Около одного из них застыли аэрозольной аурой капли воды. Все как будто остановилось в момент полива.

На ресторанной кухне вместе с давно сгнившей едой, что стала пленкой, которую покрывала совсем ороговевшая пластиковая плесень, нашлось и несколько сохранившихся блюд. Тарелка с коровьими языками, что казались недавно приготовленными и даже пахли. Нормально так, ударяя в рецепторы носа со всей пронзительной силой. Но ведь прошли десятки лет! Такая застывшая во времени еда не внушала никакого доверия, несмотря на голод, который при виде того, чего хочется, но нельзя даже попробовать, стал голодом в квадрате. А в овощном ящике нашлась капуста, но совсем не та, из которой малороссы «боржч» делают. Это – «чертова капуста», если точнее, дьявольская брокколи, судя по форме и цвету, только вяловатая. Лауниц успел захлопнуть ящик, едва от нее пошел поток частичек, похожих на пыль, выхваченную из мрака узким солнечным лучом. Поперхнись ты своей дрянью.

Надо было во что бы то ни стало найти пригодную жратву. Последнюю таблетку спиди он принял пять часов назад и уже через пару часов мускулы начнут слабеть, а голова заполняться гулом. Вот и крысак напомнил о себе, кольнув острым холодным носом в икроножную мышцу. Его глаза-пуговки глянули как-то недобро, по-разбойничьи. И у Лауница появилось ощущение, что, если он не покормит крысака, тот может выкинуть какой-нибудь финт – например, покормится самостоятельно ближним своим. Ты прикорнешь, а он тебе что-нибудь откусит, наверняка самое важное. Еще и своих товарищей позовет. У всех местных зверьков пресловутый «ай-кью» ничуть не ниже, чем у албанских бандитов и среднестатистических хармонтских жирдяев – значит, они тоже должны быть подлыми и жадными. Конечно, скверно так о единственном друге отзываться, но он все-таки зверь, хотя люди ничем не лучше.

В ресторанном зале висели оплывшие часы – как на известной картине Дали, но эти просто превратились в потек на стене. Все стекло люстр прилипло стеклянной пудрой к потолку, а на столах осталось такое, что лучше не смотреть.

Когда Лауниц проходил через танцпол, раздалось еле заметное чмоканье, как от больших, хорошо промасленных губ. Крысак явно не дурак, бац – и сноровисто исчез с площадки. Мгновение спустя показались его глазки-пуговки, аккуратно выглядывающие из-под стола.

На самом танцполе как будто ничего необычного – сброшенные полвека назад и прилипшие к полу женские туфли. Лауниц вовремя собрался посмотреть наверх – с потолочной балки, наполовину рухнувшей и опиравшейся одним концом на пол, свисала та самая пиявка. Онихофора. Тварь хорошо поработала с теми, кто был у нее внутри. Те двое заблудившихся в Зоне джентльменов уже подверглись расчленению: торс, что-то неприличное, набор рук, ног, голов, полупереваренных потрошков, застрявших в толстой кишечной трубе. Как-то поторопилась она с пищеварением, будто готовится к новому приему пищи. Или это уже другая тварь? Сколько их тут?

Лауниц взял низкий старт и сразу то место, где он только что стоял, атаковала онихофора. Очередь из плевков едва не догнала его. Не ухватив жертву, тварь шлепнулась вниз сама, но охотник сам стал добычей. Над танцполом вместе с шумом спускаемой воды прошелся поток цвета и яркости спиртового пламени. «Ведьмин студень» в режиме турбо, получившемся от сращения с «комариной плешью». По крайней мере, детектор гравитационных возмущений замигал красным. Действие славного наследника «студня» и «плеши» напоминало работу водяной струи и дуршлага одновременно. Пиявка не долетела до танцпола, полет был прерван на середине, ее скатало в комок, потом расплющило. То, что из нее получилось, было словно продавлено сквозь мелкие отверстия. На площадку полилась фиолетовая с багровыми сгустками жижа – кровь или гемолимфа. В воздухе осталось крошево, кружащееся, как центрифуга, и состоящее, в основном, из самых твердых частей внутреннего мира онихофоры: пряжка ремня, ботинок, планшет в титановом корпусе, который еще работал, играя в «черного сталкера» с самим собой. Лауниц и сам почувствовал мощное течение невидимой жидкости, которая потащила его к «дуршлагу», но, вырвавшись из тяжких и вязких объятий гравиконцентрата, устремился вслед за крысаком.

Вязкая невидимая жижа шла следом, заполняя собой пространство. Все мелькало перед глазами – видеодатчик проецировал в виртуальное окно увеличение то одного, то другого фрагмента интерьера, инфракрасный канал у него вырубился, фотоумножитель работал рвано, но отключи его – и виден только пыльный сумрак. Наверное, спецы из «Вау», заблокировав «дополненную реальность», успели заодно закинуть вирус в боди-комп, сбив загрузку программ визуализации.