Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Джуд! — восклицает Тарин, явно шокированная моей дерзостью. Да, мое поведение шокирует. Ну и пусть.
— Да иди же, — отмахивается от нее Кардан. — Не докучай нам.
Тарин отступает на пару шагов. Теперь уже и я удивляюсь. Это что такое? Часть игры?
— А разве твой грязный нож и не менее грязные привычки должны что-то значить? — лениво тянет он и смотрит так, словно я допустила бестактность, направив оружие на него, хотя именно его прихвостень напал на меня. Уже во второй раз.
Кардан как будто ждет от меня какой-то остроумной реплики в ответ на его выпад, но я не знаю, что сказать.
Неужели его и впрямь нисколько не беспокоит, что я сделала с Валерианом?
Возможно ли, чтобы он не знал о планах своего подручного?
Увидев невдалеке Локка, Тарин спешит к нему через поле. Они перебрасываются несколькими словами, и она уходит. Заметив, куда я смотрю, Кардан фыркает, будто его оскорбляет мой запах.
Локк направляется к нам — свободная походка, сияющие глаза. Машет мне. Я чувствую себя почти в безопасности. Хорошо, что Тарин прислала его. И хорошо, что Локк идет сюда.
Обращаюсь к Кардану:
— Ты ведь думаешь, что я недостойна его.
Он медленно улыбается, и эта улыбка напоминает луну, неторопливо опускающуюся за волны озера.
— О нет. Вы идеально подходите друг другу.
Локк, подойдя, кладет руку мне на плечи.
— Идем отсюда.
И мы уходим. Даже не оглянувшись.
Идем через Кривой лес, все деревья в котором наклонены в одном направлении, словно с первых дней жизни их кренил сильный ветер. Я останавливаюсь, срываю с колючего ежевичного куста несколько ягод. Прежде чем отправить их в рот, сдуваю сахарных муравьев.
Предлагаю ягоду Локку, но он отказывается.
— В общем, если коротко, Валериан пытался меня убить, — заканчиваю я свою историю. — Пришлось ударить его ножом.
— Ты ударила Валериана ножом?
— Так что у меня могут быть проблемы. — Я перевожу дух.
Он качает головой.
— Валериан никому не скажет, что над ним взяла верх смертная девушка.
— А Кардан? Разве его не беспокоит, что план сорвался? — Я смотрю на виднеющееся между деревьями море. Кажется, оно уходит в вечность.
— Сомневаюсь, что он даже знает об этом, — говорит Локк и, заметив мое удивление, улыбается. — Ему, конечно, хотелось бы убедить тебя, что он наш лидер, но Никасия больше любит власть, мне нравится драма, а Валериану — насилие. Кардан обеспечивает нас и первым, и вторым, и третьим.
— Драма? — эхом повторяю.
— Мне нравится, когда что-то происходит, когда история не стоит на месте. А когда найти интересную историю не удается, я создаю ее. — Вид у него в этот момент как у настоящего трикстера. — Я знаю, ты подслушала наш с Никасией разговор о том, что было между нами. У нее был Кардан, но власть над ним она получила лишь тогда, когда оставила его ради меня.
Раздумывая над сказанным, я не сразу замечаю, что мы не идем обычной дорожкой к владениям Мадока. Локк повернул в другую сторону.
— Куда ты ведешь меня?
— В мое поместье, — говорит он с ухмылкой, довольный тем, что его замысел раскрыт. — Здесь недалеко. Надеюсь, тебе понравится лабиринт из живой изгороди.
В других здешних поместьях, за исключением Холлоу-Холла, я еще не бывала. В мире людей мы, дети, всегда играли во дворах наших соседей — качались на качелях, купались, прыгали, — но здесь правила совсем другие. Большинство детей при Королевском дворе — королевские особы, присланные из дворов поменьше для более близкого знакомства с принцами и принцессами, и на что-то еще им просто не хватает времени.
Конечно, в мире смертных есть такая вещь, как задний двор.
Здесь — лес и море, скалы и лабиринты, а цветы бывают красными только тогда, когда напиваются свежей кровью. Возможность заблудиться в лабиринте из живой изгороди не представляется мне привлекательной, но я улыбаюсь, как будто ничто другое не порадовало бы меня больше. Не хочется его огорчать.
— Вечером будут посиделки, — продолжает Локк. — Тебе надо остаться. Обещаю — развлечешься.
В животе вяжется узел. Вечеринок без друзей не бывает.
— Не самая лучшая мысль, — уклончиво говорю я, чтобы не отказывать напрямую.
— Твоему отцу не нравится, когда ты задерживаешься? — В голосе Локка слышны просительные нотки.
Понимаю, что он пытается заставить меня вести себя по-детски безрассудно и при этом прекрасно знает, почему я не могу остаться, но хотя я сознаю это, прием все равно срабатывает.
Поместье Локка поскромнее владений Мадока и выглядит менее укрепленным. Между деревьями поднимаются высокие шпили, скрытые дранкой из мшистой коры. По стенам ползут плющ и жимолость.
— Вот это да. — Я проезжала неподалеку и видела издалека эти шпили, но кому принадлежит это все, не знала. — Красиво.
Он усмехается.
— Пройдем в дом.
Фасад украшают массивные двойные двери, но Локк ведет меня к маленькой боковой двери, через которую мы попадаем в кухню. На столе — свежий хлеб, яблоки, смородина и мягкий сыр, но слуг, которые приготовили это, не видно.
Невольно вспоминаю девушку, чистившую камин в Холлоу-Холле. Знают ли родители, где их дочь? И какую сделку она заключила? А ведь я легко могла оказаться на ее месте.
Гоню прочь тягостные мысли.
— Это ваш семейный дом?
— У меня нет семьи. Мой отец не вписывался в рамки Двора. Лесная чаща нравилась ему больше, чем интриги моей матери. Он ушел от нее, а она умерла. Так что остался только я.
— Ужасно. И так одиноко.
Локк отмахивается.
— Мне знакома история твоих родителей. Вот уж трагедия, достойная баллады.
— Это было давно. — Меньше всего мне хочется говорить о Мадоке и смерти отца и матери.
— А что сталось с твоей матерью?
— Она связалась с Верховным Королем. Родила ребенка — от него, полагаю, — но кто-то очень не хотел, чтобы он родился. Они воспользовались ядовитым грибом.
Начавшийся на легкой ноте, рассказ заканчивается на трагической.
Румяный гриб? О нем упоминалось в письме королевы Орлаг, которое я нашла в доме Балекина. Пытаюсь убедить себя, что в записке речь не могла идти об отравлении матери Локка, что у Балекина нет мотива, ведь Король уже назвал Дайна своим преемником. Но как ни стараюсь, не могу не думать, что такая возможность есть и что мать Никасии приложила руку к смерти матери Локка.
Зря спросила — не подумала, и получилось нехорошо.
— Мы — дети трагедии. — Он качает головой, потом улыбается. — Не такое начало я планировал. Хотел угостить тебя вином, хлебом и сыром. Хотел сказать, какие чудесные у тебя волосы... словно вьющийся дымок, а глаза — точь-в-точь цвета лесного ореха. Думал, что сочиню для тебя оду, но я не слишком хорош в поэзии.