– Капитан, дорога! – негромко окликнул Терцева спустившийся в боевое отделение старшина.

Остановились в густом придорожном кустарнике. На сей раз двигатель заглушили. Долго наблюдали за довольно широким шоссе, уходившим в сторону линии фронта. Шоссе бурлило оживленной ночной жизнью. Несколько раз по нему проскочили мотоциклы с колясками. Фары у всех плотно застегнуты маскировочными чехлами так, что на дорогу лишь перед самыми передними колесами падали узкие полоски света, практически невидимые издалека. Потом тащился длинный конный обоз. Снова жужжание мотоциклетного мотора – телеги обогнал одиночный мотоциклист. Ему навстречу прошли два бортовых грузовика. Пару минут было тихо. Затем раздался характерный гул, который Терцев бы не спутал ни с чем на свете. Опытным ухом танкиста определил – по дороге к фронту двигались танки. Капитан перевел взгляд на часы. До рассвета оставалось совсем немного времени. У них не имелось другого варианта, кроме как идти на прорыв с первыми утренними лучами солнца. Прятаться еще один день там, куда они забрались теперь, было бы уже немыслимо. А вот попытаться максимально дотянуть до передовой, не выдавая себя, очень даже стоило. В конце концов, раскрыть себя – с этим никогда не поздно успеть. Пересчитывая проплывавшие перед ним силуэты неприятельских танков, Терцев уже прикинул в уме, каким образом они предпримут такую попытку. Десяток длинноствольных «четверок» с грохотом молотили по шоссе на полном ходу. Десанта на броне не было, все люки задраены. Вероятно, на пополнение к фронту форсированным маршем спешно выступила неприятельская танковая рота. Причем рота не опасалась налета советской авиации, пользуясь низкой ночной облачностью. Когда Терцев вновь оказался за рычагами, все его дальнейшие действия были уже четко рассчитаны. Запуск двигателя «тридцатьчетверки» совпал с прохождением мимо них середины немецкой колонны. Он потонул в общем гвалте двигавшейся мимо техники. Начало их движения из кустов на обочине в сторону шоссе пришлось на тот момент, когда замыкающий немецкий танк проходил изгиб дороги в нескольких десятках метров впереди.

– Слева чисто! – прокричал спустившийся с башни в боевое отделение Епифанов.

Быстро нырнув в кювет так, что едва не зацепил стволом пушки землю, Терцев выскочил на шоссе. Рванув рычаги, поднимая клубы пыли, выровнял машину на дороге. В следующие несколько секунд догнал замыкающий танк и пристроился ему в хвост на уставной дистанции. Липкий пот из-под шлемофона ручьем струился по лицу, заливал и щипал глаза. Но капитан этого не замечал, вцепившись в рычаги так, что побелели костяшки пальцев. Рота еще увеличила скорость до максимальной. Все смешалось: бешеная тряска, рев двигателей, лязг гусениц, едкая пыль и удушливые волны выхлопных газов прямо в лицо. Не отставая, в начинавшемся утреннем рассвете они летели вместе с колонной на восток – прямо к линии фронта.

Сердце колотилось так, что казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. В такт движению в голове стучали не мысли, а какие-то обрывки, смысл которых сводился к одной короткой, рубленой фразе: «Вперед, только вперед!» Старшину Терцев не видел, но ощущал его присутствие позади себя. Двумя руками вцепившегося в танковое орудие Епифанова мотало на сиденье наводчика по башне из стороны в сторону. Гимнастерка на нем насквозь промокла от пота. Но верхний люк был приоткрыт, а пулемет готов к бою. Заставив себя немного успокоиться, Терцев попытался определить их местонахождение. Понятно, что точно это было не сделать. Но можно было предположить, что с того момента, как они последний раз рассматривали схему Епифанова, до фронта оставалось несколько километров. Если старшина не ошибался, дорога должна была заворачивать и проходить как раз мимо того участка, на котором немцы отодвинули свои позиции от реки. Значит, перед этими позициями немецкие танки неминуемо остановятся. А там – один рывок до береговых холмов, внизу под которыми река с песчаным плесом вдоль берега, ведущим к понтонной переправе. Умом Терцев понимал, что сделать этот рывок успешно, да еще среди бела дня – шанс один из ста. Но ведь они давно живут именно при таком раскладе…

«Внезапность, скорость и дерзость», – оскалившись в открытый люк, мысленно проговорил капитан. Рука потянулась к левому нагрудному карману. «И кое-что еще».

На секунду прижав ладонь к груди, он почувствовал, что успокаивается. Уверенно, двумя руками, покрепче ухватился за рычаги…

Без остановки промолотили около получаса. Когда колонна стала забирать влево и пошла на север, у Терцева снова учащенно забилось сердце. Значит, они все рассчитали верно. Открывавший несколько раз на ходу башенный люк Епифанов пытался осматривать окрестности. Высовываясь, набил себе от тряски синяки на груди и руках. Сквозь поволоку тумана было почти ничего не видно. Но вроде бы он рассмотрел справа по ходу движения вдалеке холмы. И туман за ними поднимался более густой. Такой туман бывает от реки.

Пользуясь тем, что еще не полностью рассвело, колонна, не сбавляя хода, уверенно перевалила по бревенчатому настилу через окопы, обнесенные колючей проволокой, миновала по оставленному проходу широкий противотанковый ров и пошла дальше. Можно было предположить, что это вторая или какая-то отсечная линия немецкой обороны. Терцеву уже была ясна основная задача ночного марша, стоявшая перед немецким командиром танковой роты: как можно быстрее до наступления светлого времени суток добраться до места новой дислокации, пользуясь темнотой и туманом. Проскочили мимо каких-то артиллерийских позиций на опушке леса. Затем потянулись ряды сваренных из железнодорожных рельсов противотанковых ежей, бетонные надолбы и просто валуны, наставленные вдоль обочины. Капитан сократил расстояние до впереди идущей машины, стараясь держаться к ней как можно ближе. Замелькали полуразрушенные строения, хаты с соломенными крышами, проскочили какой-то приземистый каменный сарай. Единой вереницей втянулись в деревушку и стали проходить ее насквозь по главной улице, широкой и грязной. У домов разглядели несколько грузовиков и замаскированные во дворах пушки, смотревшие в сторону реки. Все это мелькало перед глазами сквозь клочья тумана, то рассеивающегося, то вдруг опять становившегося густым и почти непроглядным.

А потом колонна внезапно остановилась. Терцев машинально посмотрел на приборы. Топлива в баках оставалось совсем немного, но двигатель пока что работал ровно и уверенно. Порыв ветра окончательно сдул с них одеяло тумана, и капитан четко увидал стоявшие веером перед ним немецкие танки. Их «тридцатьчетверка» приткнулась к корме ближайшей немецкой машины. Там откатили башенный люк, и теперь высунувшийся по пояс немецкий танкист в черной блузе с любопытством их разглядывал. Терцев встретился с ним взглядом. Танкист повернул голову и кому-то указал пальцем в их сторону. Утопая почти по колено в грязи после недавно прошедшего дождика, к «тридцатьчетверке» пробирались по деревенской улице двое немецких солдат с винтовками за плечами. Оружие было за спиной, пока шли только проверить. А судя по долетавшим недовольным восклицаниям, которыми обменивались солдаты – явно при этом матерились на своем языке по поводу грязищи, по которой им приходилось с таким трудом передвигаться. Кажется, один даже что-то недовольно прокричал немецкому танкисту, видимо, по этому поводу. Значит, минута у них еще точно есть. Откинувшись на сиденье, капитан прокричал Епифанову внутрь башни: